Тем временем Баал Шем закончил свою историю и пошел на постоялый двор. Там его застал служитель синагоги и передал послание. Баал Шем сразу же последовал за ним, на ходу покуривая трубку, и в таком виде он предстал перед равом. «Что ты себе позволяешь! – закричал возмущенный рав. – Ты не даешь людям совершать молитву!»
«Равви, – сказал спокойно Баал Шем, – тебе не следовало из–за этого впадать в гнев. Позволь–ка лучше я расскажу и тебе историю».
«Что ты себе позволяешь!» – хотел снова произнести рав, но затем он в первый раз взглянул вблизи на этого человека. Но, не в силах смотреть, сразу же отвел глаза, а слова, которые он уже собирался сказать, застряли у рава в горле. И Баал Шем начал рассказывать свою историю, а рав вынужден был слушать ее, как слушали все другие.
«Как–то я ехал на тройке, – рассказывал Баал Шем. – Один мой конь был гнедой, другой – пегий, третий – серый. И никто из них не мог ржать. По дороге я встретил крестьянина, который подошел ко мне и сказал: «Ослабь вожжи!» Я ослабил вожжи, и все три коня разом заржали». Рав молчал и не мог произнести ни слова из–за охватившего его сильного чувства. «Три коня, – продолжал Баал Шем, – гнедой, пегий и серый, не могли ржать. Простой крестьянин знал, что нужно делать – ослабить вожжи; и кони заржали». Рав опустил голову и молчал. «Крестьянин дал хороший совет, – сказал Баал Шем. – Ты понял?»
«Я понял, равви», – ответил рав и заплакал. Он все плакал и плакал, понимая, что до этого момента даже не знал, что значит по–настоящему плакать.
«Тебе следует воспрянуть духом», – сказал Баал Шем. Рав поднял глаза, чтобы взглянуть на него, но он уже исчез.
Каждый месяц равви Иаков Иосиф обычно постился по целой неделе, от субботы до субботы. Поскольку он всегда принимал пищу в своей комнате, то никто об этом не знал, кроме племянницы, которая готовила ему еду. В месяц после его встречи с Баал Шемом равви Иаков Иосиф постился как всегда, потому что не мог и помыслить, чтобы данное ему повеление воспрянуть духом можно было исполнить без умерщвления плоти. Баал Шем тем временем был в поездке; неожиданно он почувствовал: если рав из Цар^грода продолжит делать то, что он делает сейчас, то тронется умом. И тогда он погнал коней так быстро, что один из них упал и повредил ногу. Когда Баал Шем вошел в комнату рава, он сказал: «Мой серый конь повредил ногу, потому что я торопился сюда. Прекрати делать то, что ты сейчас делаешь, и прикажи, чтобы тебе принесли поесть». Раву принесли пищу, и он поел. «Твое занятие, – сказал Баал Шем, – печально и уныло. Но Божественное Присутствие не нисходит на того, кто печалится в заповедях; оно нисходит на того, кто в заповедях радуется».