— Не пугайтесь. Я никогда не слышала про нее ничего дурного и вполне готова поверить, что она самое покладистое существо на свете. Некоторые мои знакомые души в ней не чают — миссис Хэрст и мисс Бингли. По-моему, вы упоминали, что знакомы с ними.
— Да, немного. Их брат очень приятный человек, настоящий джентльмен и большой друг Дарси.
— O да, — ответила Элизабет сухо, — мистер Дарси необыкновенно добр к мистеру Бингли и чрезвычайно о нем заботится.
— Заботится о нем! Да, пожалуй, Дарси действительно помогает ему, когда он настоятельно нуждается в помощи. Судя по тому, о чем он мне рассказал по дороге сюда, у меня есть основания полагать, что Бингли в большом у него долгу. Впрочем, я обязан ему извинением, так как у меня нет уверенности, что речь шла именно о Бингли. Все это лишь предположения.
— О чем вы говорите?
— Об истории, которую Дарси, натурально, не хотел бы предать огласке, так как, дойди она до семьи барышни, это было бы весьма неприятно.
— Вы можете положиться на то, что я никому не скажу ни слова.
— И помните, у меня нет особых оснований полагать, что в ней замешан именно Бингли. Дарси сказал мне лишь, что поздравляет себя с тем, как недавно ему удалось спасти своем друга от чрезвычайно неразумного брака, но не упомянул ни имен, ни каких-либо обстоятельств. И я заподозрил, что дело касается Бингли, потому лишь, что он из тех молодых людей, которые легко попадают в подобные положения. Ну и кроме того, все прошлое лето они были неразлучны.
— A мистер Дарси объяснил вам причины своего вмешательства?
— Насколько я понял, против барышни имелись сильнейшие возражения.
— И к какому же искусству он прибегнул, чтобы разлучить их?
— Он не говорил со мной о своем искусстве, — ответил Фицуильям с улыбкой. — Он сказал мне лишь то, что я сейчас сказал вам.
Элизабет ничего не ответила, но, пока она продолжала идти, ее сердце переполнялось негодованием. Понаблюдав за ней некоторое время, Фицуильям спросил, о чем она так задумалась.
— Я думаю о том, что сейчас от вас услышала, — сказала она. — Поведение вашего кузена возмущает меня. Почему он берет себе право судить?
— Вы склонны назвать его вмешательство непростительным?
— Я не вижу, какое у мистера Дарси есть право решать, насколько уместна или неуместна сердечная склонность его друга. Или почему, полагаясь только на свое суждение, он берется указывать и распоряжаться, как именно должен быть счастлив его друг. Однако, — продолжала она, спохватившись, — поскольку обстоятельства нам неизвестны, нечестно было бы осудить его. Достаточно ясно, что речь шла не об истинной склонности.