А жаль, так вообще он и талантлив, и остер, и умен». Осведомительство становилось чем-то вроде болезни, приключавшейся с разными людьми.
Елена Сергеевна записывала далее: «Сегодня днем мы проходили по Камергерскому пер. и видели, как ломали, вернее, доламывали Малую сцену МХАТа — место рождения М. А. как драматурга. Там шли репетиции первые «Дней Турбиных», или «Белой гвардии», как тогда называлось».
24 ноября. «...Звонил Я<ков> Л<еонтьевич Леонтьев>, говорил, что сегодня на «Подн<ятой> целине» был ген<еральный> секр<етарь> и, разговаривая с Керженцевым, сказал так: «А вот же Б<улгако>в написал „Минина и Пожарского"...»
1 декабря. «Звонок Кузы — о «Дон Кихоте». Разговор с М. А.— браться ли? Денег нет». Речь шла об инсценировке романа Сервантеса.
5 декабря Я. Леонтьев принес только что вышедшую, видимо, книгу Л. Фейхтвангера «Москва 1937». 6-го — запись о чтении: «Книга Ф. произвела на нас обоих самое неприятное впечатление». Не исключено, что запись отражает слухи об изъятии книги из продажи вскоре после выхода; в их домашней библиотеке книга сохранилась до 1970 г. 7-го театр Вахтангова выдал аванс за «Дон Кихота»: «Получили деньги, вздохнули легче,— записывала Елена Сергеевна.— А то просто не знала, как быть дальше. Расходы чудовищные, поступления небольшие. Долги». Она описывала характерный разговор с одним из знакомых, встретившимся ей в театре: «Спрашивает радостно:
— Как чудесно, что М. А. опять работает для вахтанговцев. Что он пишет? — «Дон Кихота».
Наступила пауза. Чудовищная, такая, что я, решив ее заполнить чем-нибудь, прибавила: — Сервантеса.
Тут он, совершенно огорченный, забормотал:
— Да-да, конечно... Знаю... Но почему же не современную? Это было бог знает когда... Надо же современную пьесу ему написать!»
«Вечером М. А. пошел проведать Ермолинских»,— продолжала Е. С; он попал на именины к Топлениновым (в том же доме в Мансуровском переулке): «Налицо — вся Пречистенка, как называет М. А. весь этот круг».
8 ноября Булгаков отметил в рукописи начало работы над инсце¬нировкой «Дон Кихота».
13-го на обеде у Ф. Н. Михальского с мхатовскими актерами; «В конце вечера, уже часу в первом, появился какой-то неизвестный в черных очках, черной тужурке, лет 50-ти с виду, оказавшийся Фединым товарищем по гимназии» (внизу расшифровывающая сноска карандашом, видимо, позднейшая: «Не Туллер ли первый?» — персонаж из «Адама и Евы»).
14-го Булгаков встречается с Керженцевым, который «сообщил, что докладывал высокоответственному лицу о «Минине», просил М. А. сделать необходимые переделки в либретто. Сказал, что поляки правильные. (А прошлый раз говорил, что неправильные.) Надо увеличить роль Минина, арию вроде «О поле, поле...» и т. д. ...О «Кихоте» сказал, что надо сделать так, чтобы чувствовались современные испанцы (?!). М. прихал домой в его машине, усталый, измученный в 7 ч. веч. Вечером — Дмитриев».