2
Нельзя утверждать, что Джин-Тоник, которую внесли в дом на носилках, спала сном праведницы. Пристроили ее в соседней комнате прямо на полу, вернее, на матрасе, который успел сдернуть с кровати Геннадий Львович. Чтобы, очнувшись, почувствовала себя в почти привычной обстановке – под больничной койкой. Я совсем не пожалела, что еще одним спальным местом стало меньше. Знала, что ночевать у Геночки не придется. Но вид Тоника привел меня в замешательство. Время от времени она открывала бессмысленные глаза и сыпала такими же бессмысленными оскорблениями в адрес включенной настольной лампы. Первым делом обозвала ее давно забытыми словами: «прожектор перестройки». Лампа Тонику совсем не мешала и осуществляла функцию безопасности – вдруг больной придет в голову еще куда-нибудь закатиться. Зайдем проведать, можно и наступить.
У меня невольно возникли сомнения в добровольности ее визита к старым друзьям. Скорее всего, она момент согласования этого вопроса заспала. Но усталая Наташка, скупо пояснила: клиентку пришлось насильно усыпить, уж очень цеплялась за ноги и все остальные казавшиеся ей подходящими по прочности части Наташкиного тела и одежды. Словесным обещаниям забрать ее с собой не верила. Дежурный врач, не входивший в число бывших учеников Геннадия Львовича, разрешил успокоить пациентку медикаментозно, но потребовал расписку о самоволке, и, получив ее, радостно объявил, что больная Кулагина выписывается за грубое нарушение больничного режима. Прощаясь, перекрестился, с нежностью погладил Тоника по гипсовой ноге и посоветовал больше к ним не возвращаться. Никогда.
Тоник сонно бормотала угрозы. А я стояла рядом и нервничала до дрожи в коленках. Страх заползал в душу, как туман в низину, рождая в ней беспросветность.
Мелодия моего мобильника, спрятанного в карман брюк, повергла Наташку в шоковое состояние.
– Полтергейст разгулялся, – скромно пояснила я, вытягивая телефон из кармана. – Надо же, каким-то ветром его надуло! – И быстро выскочила на крыльцо. Наташка выскочила следом, но не так быстро – ясное дело, благодаря Тонику чуть без ног не осталась.
Первым делом Чернов предложил мне бросить свою «контору» и заняться индивидуальной трудовой деятельностью – карканьем. Где именно, не пояснил, лишь посоветовал держаться подальше от моего собственного дома. Было непонятно, считать это поощрением или порицанием, но на всякий случай я его поблагодарила. Ну а дальше он сказал то, что я и рассчитывала услышать. Или, по словам Чернова, сама себе накаркала. Павел Ильич Воротников был не просто родственником уже покойного господина Будковского – недавнего работодателя Тоника и Сергея. Паша – его родной сын от первого брака, только носит фамилию матери. Пятнадцать лет назад привлекался к уголовной ответственности за умышленный наезд на человека, повлекший за собой смерть потерпевшего. Однако дело в отношении него было прекращено за недоказанностью участия в совершении преступления.