Наташка, поиздержавшись с запасом храбрости, тем не менее рискнула подойти к телу мецената поближе, таща меня за собой с горестными словами: «Допрыгался, голубчик…» На этом ее обращение к пострадавшему и закончилось, она резко присела и заорала:
– Ирка, он еще не совсем допрыгался! У него правая нога дергается. Дай Гене свой мобильник! Генка! Быстро звони своим ученикам. У Пашки еще есть шанс стать осужденным инвалидом!
– Дайте я пульс проверю, – сунулся к меценату Сергей, но Наталья его не подпустила:
– У него правая нога вместо пульса. И только попробуй вякнуть, что это агония! Ирка, волоки сюда аптечку, сейчас мы мецената насильно к жизни вернем – нашатырем. Между прочим, Сергей Юрьевич, есть такая статья в уголовном кодексе… Словом, будете сидеть вместе. Он за свое, а ты за неоказание ему помощи и оставление в опасности.
– Это я у вашего мецената пульса не уловил. И дыхания тоже, – виновато пояснил Геннадий Львович, нервно вращая мой мобильный телефон в разные стороны.
– А почему не профессионал-психиатр с медицинским уклоном?
Наташка пыталась отобрать у него телефон, он ловко уворачивался.
– Профессионал в это время головой в заднее колесо «Жигулей» бился и спрашивал у него, неужели Пашку Бог наказал, и так строго. Да дайте же мне, наконец, «скорую» вызвать!..
Через минуту мы пожалели, что вернули Пал Ильича в сознание. Он переплюнул Тоника своими сознательными воплями и стонами так, что стократно похужело всем. Ни на какие отвлеченные темы не реагировал – либо просил Серегу быть человеком и его пристрелить, либо орал на одной ноте и рычал от боли. Наташкин баралгин действовал слабо. Снотворного, увы, больше не имелось. Затем вопли поубавились, скорее всего, меценат немного притерпелся к боли. Он потребовал воды. Сергей воспротивился, сославшись на то, что не известен характер внутренних повреждений. Пал Ильич воспрял духом и из последних сил вопросил у Сергея, кто он такой вообще есть, чтобы отвечать запретом на его просьбы. Сергей в долгу не остался, начались старые обоюдные препирательства на тему «кто есть кто». Это помогло скоротать время и вселило надежду на то, что помирать меценату рановато.
Огни «скорой» на пустынном шоссе мы увидели издалека. Дежурный фельдшер откровенно удивился живучести пассажиров «Рено». Машина капитально повреждена, а у людей ни одной царапины. Затем удивился живучести Павла, который, после того как ему сделали несколько инъекций, вправили два вывиха и туго перебинтовали грудь, перестал орать и молча внимал речам фельдшера, говорившего, что так или иначе, а в больницу господину Воротникову ехать придется. Впрочем, если он решил покончить счеты с жизнью, то лучшего места, чем это, ему не найти. Глядишь, утром кто-нибудь случайно и переедет, только самому ему на это уже будет наплевать. После этих слов Паша потребовал подтвердить, что доставят его именно в городскую больницу Опухтина, а не тюремную. Получив подтверждение, радостно отправился на носилках в салон «скорой». Мы с Наташкой сунулись следом.