Я не мог долго наблюдать за этим шабашем, т. к. приступы бешенства охватывали меня, и я готов был ворваться в дом и убить всех. Я уехал домой и сильно напился. Она появилась часам к двенадцати ночи почти трезвая, но сильно вымотанная. Стала врать о том, что помогла родителям навести порядок в доме и немного выпила домашней настойки мамы. После чего залезла в ванну. Я хоть и был пьяным, но хорошо понимал, что если я сейчас не уйду, то не выдержу и прибью ее. Пока она отмывалась, я ушел из дома и уехал к своему приятелю. Он был человек образованный – преподавал историю в институте, и я ему все поведал. Он горько улыбнулся и сказал, что наши предки были умнее, обращая внимание на „метки дьявола“.
Она не была против развода, и через три месяца я был свободен. После раздела имущества моя трехкомнатная квартира превратилась в однокомнатную на окраине города, это я воспринял как взятку дьяволу за избавление от его слуги.»
Рассказ С.
«Дочери было уже 16 лет, и, несмотря на ее хорошую внешность и многих поклонников, она дружила только с девчонками. Я спрашивал у нее, почему бы ей не подружиться с хорошим мальчиком, на что она довольно резко отвечала, что все они одинаковы и противны. Ее комната была увешана плакатами полуобнаженных девиц и не одной фотографии мужчины, хотя бы какого-нибудь певца или актера, что обычно для ее возраста. Я стал подозревать нарушение сексуальной ориентации у мой дочери. Прислушиваясь к ее разговорам по телефону и просматривая записную книжку, я выяснил, что у нее есть две подруги, которые явно были не школьницами. Попросил знакомого сотрудника милиции проверить пару подозрительных телефонов под именами, которые часто звучали в ее разговорах. Выяснилось, что это были телефоны двух девиц, которым было по двадцать пять лет. Мое расследование привело меня в женский спортивный клуб, который по субботам навещала моя дочь. Тайна открылась очень быстро, пожилая уборщица, которая работала в этом клубе, поведала мне, что моя дочь связалась с „лисбянками“. „Но это еще не самое страшное, – сказала женщина, глядя в мое встревоженное лицо, – они ведь еще и ведьмы, что-то гадают, жгут черные свечи…“.
Как только я с дочерью не разговаривал. А она мне тычет в нос каких-то певиц и актрис и кричит, что это тоже лесбиянки и не кто их не осуждает, а даже, напротив, ими восхищаются. Я ей говорю, что она у меня единственная надежда на продолжение рода, а она мне заявляет, что, когда надо будет, она родит и, если понадобится, выйдет замуж. Я устал и сдался. Посмотрел дочь. Сам виноват…»