— Ну разумеется, — непринужденно сказал камергер. — Казимир — настоящий друг… и я оказал ему весьма ценные услуги, чтобы рассчитывать на ответную признательность. Он вбил себе в голову, что жениться не будет никогда — но согласился ради нашей дружбы этому зароку изменить. Брак с ним не накладывает на вас ни малейших обязательств по отношению к нему — я просто-напросто, заботясь о вас, о вашем будущем, хочу дать вам достаточно прочное положение в обществе. Для всего света вы так и останетесь графиней Биллевич, а для меня… Согласитесь, это гораздо лучше во всех смыслах, нежели предлагать вам участь пошлой содержанки… У вас будет абсолютно устроенное будущее — и моя любовь. Неужели вы усматриваете в этом раскладе хоть толику чего-то недостойного?
— Да нет, пожалуй, — задумчиво произнесла Ольга. — Это где-то даже благородно, изящно, я бы сказала, устроено, в самом деле, мало общего с участью пошлой содержанки… Но я, уж не посетуйте, вынуждена вам отказать. Давайте сразу все расставим на свои места, чтобы не было никаких недомолвок. Так уж случилось, что вы в качестве любовника меня никак не прельщаете. Вы совершенно справедливо изволили подметить, что я — взрослая женщина в полном смысле этого слова. А женщина всегда точно знает, с кем она отправится в постель, а с кем ни за что туда не пойдет. Это взвешенное, рассудочное решение, а не минутный каприз. Я к вам прекрасно отношусь как к постороннему человеку, но в качестве… сердечного друга я вас категорически не вижу. Вы достаточно взрослый и умудренный житейским опытом человек, чтобы понять, насколько я сейчас серьезна и откровенна. Решение я приняла и менять его не собираюсь. Мне хочется, чтобы вы это осознали и более не возвращались к этому разговору…
Камергер так и не отпустил ее руку, продолжая взирать на Ольгу грустно-обаятельными глазами — что, вообще-то, могло бы произвести впечатление, но только не на того, кто знал о блистательном кавалере всю неприглядную правду…
— Это окончательный ответ, — нетерпеливо сказала девушка, резко высвободив руку. — Другого не будет…
— Оленька, милая… — произнес камергер прочувствованно. — Быть может, вы не верите, что я испытываю к вам настоящие чувства? Могу заверить…
Он говорил и говорил, убедительно, ярко, пылко — вот только при этом от его рук, лица, от всей фигуры потянулись к Ольге струи разноцветного тумана, подобные тем, какими ее пытался одурманить граф Биллевич, когда делал предложение. На сей раз все было гораздо красивее, многоцветнее и причудливее: полупрозрачные зыбкие ленты всех цветов радуги сплетались в затейливые фестоны, поражавшие игрой красок и их чистотой, Ольга услышала тихую, приятную, умиротворяющую музыку, обволакивавшую ее мягчайшими волнами, многоцветный купол совершенно закрыл их с камергером от окружающего мира. Она почувствовала себя беспомощной, коленки ослабели, и не было сил оттолкнуть уверенно обнявшего ее мужчину. Глаза стали сонно слипаться, Ольга чувствовала, как ее опускают в мягкую высокую траву, как один за другим, сами по себе, расстегиваются крючки кафтанчика, как под расстегнутую рубашку проникает теплая опытная ладонь…