Злобная веселая радость играла в ней, как пузырьки в бокале хорошего шампанского. Ольга быстро отделила подвергшихся нападению путников от нападавших и, грубо подталкивая движениями поднятых ладоней, погнала разбойников к берегу. Пятеро шагали послушно, не доставляя хлопот, а вот с Васькой Бесом временами приходилось повозиться: Ольга ощущала явное сопротивление, идущее словно бы не от Беса, а от некоей малой точки, слышала странное повизгивание, недовольное, скрипучее. Ох, похоже, не врали насчет табакерки… Что-то мелкое, но сильное и назойливое изо всех сил пыталось ей мешать, чем напоминало комара, вьющегося в темноте над ухом. Она даже ощутила явственный укол в ладонь, весьма болезненный — и, рассердившись, показала все, на что способна, невидимой жесткой сетью теснила шестерых к берегу, одновременно послав в глубину нечто вроде окрика…
Прозрачная зеленоватая вода потемнела, что-то обширное поднималось к поверхности, тяжело клубясь и разрастаясь — и над водой лохматыми языками поднялась тварь. При дневном свете она была столь же бесформенной, как давеча ночью — клубы тяжелого мрака, в котором вязнул взгляд, колыхание темных струй, вызывавшее омерзение где-то под ложечкой…
А потом эти струи накрыли шестерых, и на берегу на несколько мгновений водрузилась странная фигура: огромная черная клякса, из которой торчали шесть черных подобий человеческих фигур. Затем все это слилось в один ком, который, еще недолгое время полежав, стал широким потоком утягиваться в реку, удивительно напоминая выливаемую из ведра краску. Поток лился медленно, отяжелело, сыто…
Ольга, не глядя, протянула назад руку и, ощутив тяжесть баклажки, направила ее горлышком к реке. Напряглась и сосредоточилась. Она и сама не могла бы объяснить, что сейчас проделывала — словно бы старательно тянула удочку, на которую клюнуло нечто тяжеленное, слабо сопротивлявшееся: ничего похожего на яростный отпор сильной рыбы…
Черная струя, появившаяся из реки, потекла в горлышко баклажки, сразу начавшей холодеть. Пальцам было зябко, но, в общем, можно и вытерпеть…
Сколько это продолжалось, определить было трудно, тем более что черная струя сопровождала свое плавное течение странными полузвуками-полуощущениями, для человека неприятными и порой даже болезненными, так что время от времени приходилось зажмуриваться и затыкать уши — мысленно…
Наконец и это кончилось. В руках у Ольги осталась тщательно закупоренная медная баклажка, потяжелевшая так, словно ее залили «живым серебром», сиречь ртутью, до самого горлышка. И что-то внутри словно бы бурлило, колыхалось, и в ладони появились непонятные покалывания…