с нами, каковое может носить самый разносторонний характер…
— Это угроза?
— Ну что вы, милочка… Предупреждение, и не более того. Поймите, золотко, — заговорил Нащокин невероятно задушевно. — Нас все-таки гораздом меньше, чем простецов, неизмеримо меньше, и всякий иной для нас невероятно ценен. Поэтому мы никак не можем позволить себе, подобно средневековым тиранам, рубить головы направо и налево — о, чисто фигурально, конечно же… В случаях откровенной строптивости мы проявляем величайшее терпение, всякий раз пытаемся увещевать добром, ласкою… — В нем вновь проглянул оскал. — Но в то же время наше терпение небезгранично… Я надеюсь, вы достаточно зрелы рассудком, чтобы взвесить все выгоды и неудобства, проистекающие одни из послушания, другие — из строптивости… В конце-то концов не думаете же вы, что попадете в некое рабство? Да что вы! Мы, смело можно сказать, самые свободные существа на земле, потому что избавлены от кучи предрассудков и неизбежных ограничений, свойственных простецам. Но в то же время и у нас существуют закон и порядок. Это никоим образом не рабство, Ольга Ивановна, смею вас уверить!
— Все равно, — сказала Ольга, упрямо вздернув подбородок. — Я категорически не согласна состоять в одной компании с ночными кровососами… а то и, подозреваю, кем похуже…
— Когда вы ближе познакомитесь с обществом, вы будете на многое смотреть иначе. Вы очень уж недавно получили дар и слишком долго пробыли простецом, вот и объяснение. Когда вы войдете в наш круг…
— Не имею намерений.
Нащокин вздохнул.
— Я понимаю… Ничего, это пройдет. Я, знаете ли, всякого насмотрелся за годы пребывания в нынешнем своем качестве и, смею вас заверить, крайне терпим к упрямству молодежи… Но, повторяю, терпение наше небезгранично. Даже если с вами ничего и не произойдет — что вовсе не факт, — вести жизнь изгоя будет крайне утомительно и тягостно. Вы ведь уже понесли некоторый урон, не правда ли?
Ольга недоумевающе уставилась на него. И вдруг сообразила.
— Так-так-так… — произнесла она недобро. — Значит, это вы у меня украли из сундука… кое-какие вещи?
— Ну, к чему столь неприглядные определения? — с безмятежным видом пожал плечами Нащокин. — Не украли, а позаимствовали на время. Можно сказать, взяли на хранение — исключительно до тех пор, когда вы полноправным членом войдете в нашу семью. Я повторяю, есть строгие правила поведения. Негоже в одиночку заниматься определенного рода деятельностью или использовать иные предметы — как у простецов считается противозаконным ввозить контрабандой определенные вещи, так и у нас следует подчиняться правилам. Не сомневайтесь, вам все вернут — как только вы после прохождения должных церемоний и принесения определенных клятв войдете на равных в наш тесный круг… Более того — вы обогатитесь новыми знаниями и возможностями, стократ превосходящими ваше скромное провинциальное наследство. — Он склонился к ней и доверительно накрыл ее руку своей ладонью. — У вас, Ольга Ивановна, признаюсь по чести, есть недюжинная