Я пошла за Шурой в столовую, где он всегда складывал свои рабочие бумаги и почту. Я предложила ему почитать письма, пока я приготовлю обед. Это означало, что мне надо было вытащить из холодильника замороженное мясо и положить его в духовку. Давай не будем готовить ничего сложного, попросила я Шуру, будучи уверена, что он все поймет с учетом сложившейся ситуации.
Он ответил мне, что с удовольствием прогуляется куда-нибудь и съест чизбургер, если мне не хотелось сегодня готовить. Я заверила его, что могу приготовить обед из полуфабрикатов без всяких проблем. Я услышала в своем голосе тихий смешок. Мой голос звучал приятно и нормально.
Когда Шура закончил просматривать письма и счета, я села за стол и изложила ему краткую версию своих сегодняшних борений и передала содержание своего звонка Адаму.
— Он сказал, что все, что я переживаю, находится внутри меня самой, что я столкнулась с какой-то стороной самой себя, — подытожила я. — Адам сказал, что этот процесс из разряда неизбежных, в противном случае этого бы со мной вообще не случилось. И еще он сказал, что все, что мне нужно делать, — это не мешать этому процессу.
Шура улыбнулся краем рта и кивнул, сказав, что для него слова Адама звучат разумно.
Я улыбнулась ему в ответ и добавила: «Кроме того, он сказал, что я выберусь оттуда — что бы, черт побери, это ни было! — и вернусь в нормальное состояние к выходным. Разве не здорово?»
Мы оба рассмеялись.
Когда я поставила его тарелку с мясом на стол, Шура попытался убедить меня поесть хоть чуть-чуть, но я сказала, что у меня нет аппетита. Меня это вполне устраивало, если принять во внимание мою вечную проблему с лишним весом. Я спросила у него, не будет ли он против того, чтобы поесть в одиночестве, а я тем временем сяду за машинку и попробую перенести на бумагу все это сумасшествие. Он сказал, что совсем не против этого, и попросил позвать его, если мне что-нибудь понадобится, в том числе и простая нежность. Я поцеловала его и отвернулась, чтобы он не видел, как у меня из глаз снова катятся слезы.
У двери на кухню я оглянулась и решила сказать Шуре о заплаканных глазах вместо того, чтобы прятать слезы, потому что это было невозможно.
— Шура?
Он быстро поднял на меня глаза, на лице появилось выражение тревоги. «Да?»
— Думаю, мне нужно объяснить тебе, что часть этого — что бы там ни было — процесса — это почти постоянные слезы. Иногда я плачу по-настоящему, но чаще всего слезы льются у меня из глаз без какой-то определенной причины, понимаешь. Они просто льются, вот и все. Кажется, они связаны с тем, что со мной происходит, но я не имею ни малейшего понятия, почему я все время реву. Так что тебе не нужно обращать на них внимания, ладно? Пока со мной происходит эта чепуха, мои слезы не означают то, что они обычно означают.