— Как насчет того, чтобы пойти спать, малышка?
— Теперь, когда ты сказал об этом, я чувствую, что уже пора.
Когда мы легли под одеяла, Шура обнял меня и начал ласково гладить, вглядываясь в мое лицо в тусклом свете шкалы радиоприемника. Я закрыла глаза, чувствуя, как твердая, умелая рука скользит по моему телу, потом посмотрела на Шуру и извинилась: «Милый, я знаю, это смешно, но я чувствую себя так, как будто мне под кожу впрыснули заморозку. Я словно бесчувственная деревянная колода. Не помню, чтобы такое когда-нибудь со мной случалось!»
— Конечно, это необычный поворот… — начал Шура.
— Ты хочешь сказать, а-твратительный па-варот, да? — сказала я, пародируя, как могла, Дуранте.
— …Но если вожделение не стоит у нас на повестке дня, по крайней мере, в данный момент, то его отсутствие лишь обострит наши ощущения, когда желание вернется, — он слегка ткнул меня пальцами, — раззадорит наши…
Я попыталась дотянуться до его ребер, но Шура прогнулся, а потом схватил меня за запястья и отвел мои руки к спинке кровати. Он снова заставил меня рассмеяться, и я чувствовала себя замечательно.
Мы оба надеемся, что эта возня поможет мне вернуться в нормальное состояние. Никогда бы не подумала, что целая часть меня может настолько омертветь. Что, черт возьми, могло спровоцировать такое?
Когда мы снова устроились под одеялами, я поцеловала Шуру и сказала ему: «Спасибо тебе за твое терпение, любимый.
Это все очень странно, и, похоже, я не слишком могу это контролировать, поэтому мне приходится лишь ждать, когда оно само рассосется. Самое худшее заключается в том, что все завязано на мне, понимаешь. Весь этот навязчивый сумбур в моих переживаниях, мыслях. Но думаю, что продолжу усердно работать с этим».
Шура прижал меня к своей груди и сказал: «Делай то, что должна делать, прелесть моя, а я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Если ничего другого я не смогу сделать, то я просто буду продолжать любить тебя, хорошо?»
Я молча кивнула ему, зная, что он почувствует мои горячие слезы у себя на коже, и надеясь, что он не заострит на них внимания. Что он и сделал.
Я легла на спину и уставилась в потолок. Шура стал засыпать, время от времени я чувствовала, как его рука, лежавшая сверху моей, легонько подергивается.
Значит, Белый Разум — просто один из компонентов моего собственного сознания, неотъемлемая часть меня, которая наблюдает, запоминает и учится. Вот и все.
Я подумала о своем личном Наблюдателе, которого всегда считала другом, а не равнодушной машиной; он был способен точно отслеживать события и именно потому, что не находился под влиянием эмоций. И все же я всегда воспринимала его как внимательного, беспокоящегося за меня союзника с хорошим чувством юмора.