— Вот, генерал, — сказал улыбаясь атаман, — прошу любить и жаловать — капитан Сигэки.
Я поднялся и склонил голову в поклоне.
— Очень рад, — машинально произнес генерал и кивнул коротко. Будто клюнул. Как ворон.
Мы сели. Атаман разлил вино. Теперь троим.
— Очень рад, — повторил генерал. Это прозвучало тостом, и мы выпили.
— Капитан интересуется прекрасным полом, — сказал атаман, теперь без улыбки, однако тон его был игривым и произнесенное следовало считать как вступление к шутке.
— Очень приятно, — кивнул-клюнул генерал. Он не понимал, чего от него хотят, и ждал пояснений. В противоположность своему племяннику дядя не был настроен игриво и, кажется, вообще не обладал веселым нравом. Лицо было сосредоточенно-холодным, взгляд надменным и пустым. Все больше и больше Семенов-старший напоминал мне ворона, только не мрачно-черного, а серо-розового, потертого, облезлого, старательно приглаживающего свои скудные перышки.
— И какой из представительниц прекрасного пола, как бы вы думали, интересуется господин Сигэки? — продолжал атаман.
— Вот именно — какой? — не пытаясь отгадать, машинально повторил генерал. Он явно пренебрегал обязанностью думать.
— Дочерью отца Фотия!
— Очень приятно, — кивнул дядюшка, полагая, что вопрос решен и надо выразить к этому свое отношение.
— Но вы не спрашиваете, какой из дочерей интересуется капитан.
— Полагаю, что нетактично любопытствовать насчет чужих симпатий. Это дело личное. Так сказать, мужская тайна.
— Не совсем, генерал, — вмешался я. — Меня ввел в заблуждение слух, пущенный завсегдатаями харбинского «Бомонда».
— «Бомонд» неплохой ресторанишко, — изрек генерал, будто разговор шел не о дочерях преподобного отца Фотия, а о злачных местах Маньчжурской империи. — Вина там настоящие… Французские.
— А официантки? — подсказал атаман. — Особенно эта, Катька, амурская казачка… Поведет глазом…
— Катька? Какая Катька?… — генерал сморщил лоб. И без того узкий, тот стал совсем ничтожным, вроде полоски гофрированной бумаги.
Племянник все же понудил бедного дядюшку к размышлению:
— Ну Катька, младшая дочь покойного отца Фотия… Морщинки мгновенно расправились, и лоб принял свой обычный вид. Только матовость не вернулась. Над бровями заблестели бусинки пота — трудную работу задал племянник дядюшке. Генерал церемонно вытянул из кармана платок и вытер лицо.
— Никакой Катюши у отца Фотия не было.
— А Люба была?
— Люба была, но не из «Бомонда». Придумал Астахов и Фотия, и дочь его, и самого себя.
— Как же так, генерал! — взмолился атаман шутливо, правда, и изобразил на лице деланное огорчение. — Князь Астахов известен.