– Э-э… осторожней, Белла. Ой.
Я отдернула руки и спрятала их за спину, поняв, в чем дело.
Я стала чересчур сильной.
– Прости… – беззвучно, одними губами сказала я.
Он улыбнулся – если бы мое сердце еще билось, оно бы замерло от этой улыбки.
– Не бойся, любимая, – ласково проговорил Эдвард, прикасаясь к моим приоткрытым от ужаса губам. – Сейчас ты немного сильнее меня.
Я нахмурилась. Меня ведь предупреждали! Но почему-то именно это казалось самым странным из всего в высшей степени странного, что творилось вокруг. Я сильнее Эдварда. Из-за меня он ойкнул.
Эдвард вновь погладил меня по щеке, и я почти забыла о своих тревогах, когда желание охватило мое неподвижное тело.
Чувство было настолько мощнее всех привычных, что я едва смогла уцепиться за какую-нибудь мысль, хотя в моей голове и освободилось много пространства. Каждое новое ощущение заполняло меня до краев. Эдвард однажды сказал (воспоминание о его голосе было слабой тенью той хрустальной симфонии, которую я теперь слышала), что их – нет, нас – очень легко отвлечь. Ясно, почему.
Я изо всех сил попыталась сосредоточиться. Мне нужно было кое-что сказать. Самое-самое важное.
Очень осторожно – так что я даже успела заметить свое движение – я убрала руку из-за спины и дотронулась до щеки Эдварда. Мне стоило больших усилий не отвлекаться на жемчужное сияние моей кожи и на электрический разряд, зазвеневший в моих пальцах.
Я поглядела в глаза Эдварду и впервые услышала свой голос.
– Люблю тебя, – сказала я, хотя это больше походило на пение. Мой голос звучал, будто нежный перезвон колокольчиков.
Улыбка Эдварда поразила меня даже сильнее, чем когда я была человеком, ведь теперь я увидела ее по-настоящему.
– И я тебя люблю, – ответил он.
Эдвард прикоснулся к моему лицу обеими ладонями и наклонился – очень медленно, чтобы напомнить мне об осторожности. Сначала он поцеловал меня мягко, едва ощутимо, а потом вдруг сильнее, более пылко. Я попыталась держать себя в руках, но под таким натиском чувств и ощущений было трудно о чем-либо помнить, трудно придерживаться связных мыслей.
У меня сложилось впечатление, будто прежде мы никогда не целовались, это был наш первый поцелуй. Впрочем, так Эдвард меня еще не целовал.
Я почувствовала укол совести. Разумеется, это нарушает условия договора. Ничего такого мне не позволено.
Хотя кислород мне был не нужен, мое дыхание участилось, стало быстрым, как во время горения. Однако на сей раз огонь был иным.
Кто-то кашлянул. Эмметт. Я узнала его низкий голос, шутливый и раздраженный одновременно.
Совсем забыла, что в комнате мы не одни! На людях не положено так обниматься.