Первого орла захватил высоченный сержант-шотландец на огромной лошади. Он сделал это в одиночку, подскакав на лошади к группе французов, готовых умереть за свое знамя. Собственно, они и умерли. Сержант был достаточно силен, чтобы орудовать тяжелым и неуклюжим тридцатипятидюймовым палашом. Первому знаменосцу он разрубил голову. Французский сержант, вооруженный копьем попытался проткнуть шотландца, но промахнулся и получил удар палашом в лицо. Он вытащил лезвие, рванул лошадь вперед, второй знаменосец выстрелил, пуля оцарапала лицо шотландца, и он яростным ударом палаш разрубил стрелявшего чуть ли не надвое. Затем он схватил орла и поднял высоко над головой золотой трофей. Он вопил так, будто хотел, чтобы весь миру увидел, что он совершил, а его лошадь, тоже будто заразившись триумфом, прокладывала себе дорогу через окровавленные тела, держа голову высоко поднятой.
— Отлично поработал! — отсалютовал сержанту полковник шотландцев. — Отвези орла в тыл.
Эварт, держа орла высоко над собой так высоко, будто хотел и богам показать свой трофей, поскакал назад к британскому гребню. Когда он проезжал мимо шотландского пехотного полка, они приветствовали его радостными воплями.
Остальные всадники продолжали напирать. Поле стало мокрым от крови как оно было мокрым ранее от дождя, земля под ногами была ненадежна из-за тел мертвых и раненых. Под копытами лошади треснул барабан, барабанщик, всего двенадцати лет от роду, был мертв. Другой мальчик-барабанщик бежал, крича от страха, но споткнулся, упал, и тут же его голова попала под копыто лошади. Некоторые французы побежали навстречу британской пехоте, в надежде попасть в плен. Британская пехота остановилась и стала собирать пленных в кучу.
Кавалерия не знала жалости. Они мечтали о такой возможности, чтобы сломить ошеломленного врага. Капитан Кларк захватил второго орла, порубив знаменосцев в куски, схватил свой трофей и вынес из толпы французов, пытающихся убежать, но бежать было некуда, везде были английские, шотландские и ирландские кавалеристы. Даже их лошади были обучены убивать. Они кусались, били копытами, дрались так же неистово, как и люди, сидящие на них.
Лорд Джон наконец понял, как надо убивать. Он познал радость от того, что не надо себя сдерживать, радость абсолютной силы, радость от опрокидывания бегущих и вопящих людей, падающих после взмаха сабли. Он поймал себя на том, что продолжает преследовать какого-нибудь конкретного француза, даже если французы есть и поближе. Потом он понял, что еще и выбирает способ, которым убьет свою жертву. Одному он проткнул горло, причем так сильно, что чуть не потерял саблю. Он научился убивать, научился управляться с тяжелым клинком, который уже был полностью покрыт кровью. Он заметил толстого французского офицера, неуклюже бегущего прочь, прорвался через ближайших французов, привстал на стременах и с силой ударил саблей вниз. Он почувствовал, как голова лопается, будто сырое яйцо и рассмеялся на то, что в такой момент он еще способен делать подобные сравнения. Посреди криков умирающих его смех прозвучал просто по-дьявольски. Он крутанулся вокруг француза, полоснул его по лицу и погнал дальше. Он увидел Кристофера Мэнвелла, отбившего удар байонета и в ответ зарубившего француза. Мимо Лорда Джона проскакала группа ирландцев, мокрых от крови и вопящих что-то на своем языке. Прямо перед ним пьяный шотландский кавалерист рубил и рубил без остановки какого-то французского сержанта, дергавшегося на земле в луже собственной крови. На лице шотландца застыла кровавая улыбка.