Григорьев демонстративно засучил рукав. Показывая, что вынужден. Чтобы не выйти из образа.
— Я вспомнил! — что есть сил заорал избиваемый сексот. — Я готов. Я прямо сейчас.
Но парни его уже не слушали. Парни вошли в раж.
— Эй, мужики! — попробовал урезонить их Григорьев. — Пустите меня. Мне тоже надо.
Но его не слышали и не слушали.
— А ну разойдись! — заорал Григорьев и ткнул ближайшего парня кулаком под почки. — Дай мне! Дай я с этим гадом потолкую.
— Пусти его. Ему тоже надо, — сказал один.
Парни расступились.
Григорьев сгреб продавца в охапку, поднял на уровень лица и тихо сказал:
— Ну?
Тот зажмурил глаза.
— Убьют ведь, — пожалел Григорьев. И слегка ударил лбом по близкой переносице.
— Советская, семнадцать. Спросишь Гришку, — быстро ответил перепуганный торгаш.
— Тогда падай и умирай. Чтобы выжить, — прошептал следователь. И, размахнувшись, не без удовольствия въехал своему сексоту в живот. И вторым ударом в подбородок.
Тот плюхнулся на землю и замер, неестественно вывернув руки и ноги.
— Убил. На хрен! — тихо выдохнул кто-то из парней.
— Да ну! — не поверил Григорьев. И слегка три раза пнул поверженного обидчика носком ботинка в ребра. Тот не шевельнулся.
— Точно, убил! — ахнули парни. — Теперь амба! — и опрометью бросились к лестнице.
— Чего стоишь? Беги, дурак! Беги, пока мусора не нагрянули! — крикнули они на ходу.
И разом, втроем, выдавились сквозь дверь наружу.
— Живой? — спросил Григорьев.
— Это нечестно, — тихо сказал «умерший» продавец.
— Что нечестно? Спасать тебя от возмущенных покупателей?
— Таким способом информацию выбивать нечестно.
— А банные веники вместо товара всучивать честно? Впрочем, возможно, я ошибаюсь. И потому предлагаю вернуть твоих гостей обратно. Чтобы продолжить прерванную дискуссию о правилах торговли.
Ну что? Пока они не успели далеко убежать…
Сексот молчал.
— Вот и лежи. Раз умер. И в следующий раз думай, когда, с кем и по какому поводу торговаться…
Дверь не открывалась.
Грибов надавил на кнопку звонка еще раз. И не отнимал палец секунд тридцать.
С внутренней стороны послышался какой-то шум.
— Проверка из жэка. По жалобе, — крикнул Грибов. — Открывайте! Тишина.
— А то я вызову участкового и слесаря.
Отступил от двери, чтобы дать возможность рассмотреть себя получше, и изобразил самое недовольное, ограниченное и самоуверенное, на какое только был способен, выражение на лице. Которое должно было убедить любого сомневающегося, что он не врет, что он есть тот самый, отправленный на разбор жалобы чиновник жэка.
— Ну все, иду за участковым… Дверь приоткрылась.