Покончив с Монголом, Стингер посмотрел на своего последнего подручного, посмотрел без всяких выкрутасов со зрачками, тускло и невыразительно. Скучно ему вдруг стало. А еще муторно. Даже предвкушение богатства не веселило душу, потому что ее, грешную, давно уже вынули да заменили чем-то более твердокаменным.
– Уберешь… это, – сказал он Корявому, указав неопределенным жестом на все то, что получилось из строптивого Монгола после казни.
– Сделаю! – Если бы Корявый кивнул еще чуточку энергичнее, ходить бы ему со скособоченной шеей всю оставшуюся жизнь.
Сколько этой самой жизни было ему впереди отмерено? Корявый точно не знал, хотя надеялся, что еще предостаточно. У Стингера имелись по этому поводу свои собственные соображения, но высказывать их вслух он пока что не спешил, а продолжал давать распоряжения:
– Бери лесенку, Петушка пойдем вызволять из неволи.
– Девка остается? – догадался Корявый.
– И ты вместе с ней.
– А..? – напрашивающийся вопрос Корявый замял, едва не прикусив при этом язык клацнувшими зубами.
– Ты насчет бабок? – Стингер понимающе улыбнулся. – Не боись, братишка. Никуда я не денусь, пока с этой сукой не разберусь. Так что будешь караулить ее и ждать, пока бабки тебе сами в руки упадут. Как в сказке русской народной, бляха-муха!
– Ну да, – согласился Корявый, неумело пряча свой тоскливый взгляд пса, которого хозяин задумал то ли выгнать на улицу, то ли вообще в живодерню отдать.
– Говорю тебе: не ссы, – снова подбодрил его Стингер и шагнул из комнатушки под открытое небо, наливающееся богатейшей гаммой свинцовых оттенков. – Суку долговязую можешь пока выжарить со всех сторон, чтобы скучно не было, – подбросил он кость своему верному псу. – Но за нее головой отвечаешь, яйцами и очком, так что смотри…
Не дожидаясь изъявлений благодарности, Стингер стремительно зашагал вперед, сопровождаемый преданным посапыванием Корявого.
Территория заброшенного овощехранилища напоминала оборонительный комплекс, который в ходе продолжительных боев несколько раз переходил из рук в руки. Разобранная узкоколейка, останки кирпичных стен, мощные бетонные плиты, натыканные вокруг так и сяк, сорванные двери, зияющие проемы. Здешних бомжей ликвидировать как класс так и не удалось – первопроходцев постреляли между делом, но на место каждого убитого явились двое вечно живых паразитов, неистребимых, как идеи социального равенства. Обосновавшись среди развалин, они давным-давно побили рекорд защитников Брестской крепости, и Стингер был вынужден отменить карательные экспедиции, заключив с аборигенами перемирие. В обмен на огненную воду они не только держали языки за зубами, но и предупреждали банду о появлении враждебного милицейского племени, так что подпаивать и подкармливать бомжей было куда выгоднее, чем держать целую свору сторожевых псов.