– А я уже забыл про нее, про свою долю, Петруха… Я решил взять все. Все деньги, которые хранятся в этом проклятом чемоданчике. Бросай его сюда, а я подарю тебе свободу. Не дам сгнить боевому товарищу среди даров колхозных полей. Как тебе такое предложение, соратник?
– Ладно, – быстро согласился Петр, выбросив вперед руку с пистолетом. – Уговорил. Лови!
Он успел дважды выстрелить в возникшую снаружи фигуру Романа, но скорострельность отнюдь не означала меткость. Пули улетели в серенькое осеннее небо, дырявя низкие облака, а потом темный силуэт снова переместился за непрошибаемое бетонное укрытие.
– Даже крокодил великодушнее тебя! – заблажил невидимый и невредимый Роман. – В самом распоследнем аллигаторе больше благородства, чем в тебе, Петруха!
– Ты сам… это!.. – от негодования Петр так и не смог придумать достойный ответ.
– Я лучше с зубастым кайманом подружусь, чем с тобой, – продолжал язвительный голос. – Лучше гавиала себе какого-нибудь заведу, чем общаться с таким подлым и коварным созданием, как ты! От тебя любой пакости ожидать можно! Признайся, ведь это ты всенародного любимца Никиту Михалкова яйцами забрасывал?
– Яйцами? – Петр даже задохнулся от избытка чувств. – Яйцами, говоришь?
Плонк! Пистолет возмущенно выплюнул третью порцию свинца, хотя никакой более конкретной цели, чем белесое небо, перед собой не обнаружил.
– А взорванный дом в Волгодонске – твоя работа? – не унимался насмешник. – Ведь только такой негодяй, как ты, мог поднять руку на мирных жителей!
– Ну, падла!..
В качестве продолжения Петр хотел было разрядить в проем всю обойму, когда вдруг догадался, что этого Роман только и добивается. Весь холодея от злости и ненависти, чего с ним не случалось еще ни разу в жизни, Петр покопался в сумятице мыслей и неожиданно нашел более достойную отповедь.
– Слушай меня внимательно, красавец! – крикнул он. – Напрасно ты так веселишься! Денег тебе теперь не видать как своих ушей. Ни доллара не получишь, сволочь. Ни единого центнера!
Произнеся заключительное слово своей убийственной тирады, Петр нахмурился, пытаясь сообразить, что за глупость он сморозил. Явно брякнул что-то не то, судя по взрыву хохота, донесшемуся сверху. Если бы ему сказали, что среди гнилых залежей под ногами припрятана хотя бы одна боевая граната, он бы всю картошку перерыл и перешвырял наверх, так хотелось ему заставить Романа заткнуться.
А тот, вдоволь насмеявшись свысока, заявил с внезапной задушевностью:
– Хочу тебе кое в чем признаться, Петруха, – тон его стал доверительным, как у грешника на исповеди. – Хочу кое-что сказать тебе без утайки…