– Сашенька, – робко окликнула его жена, приютившаяся на краешке кровати. – Успокойся, милый. Потом сам будешь жалеть, а сделанного не воротишь…
– Вот именно! – заорал Мамонтов, задыхаясь гораздо сильнее, чем обычно. – Ничего уже не воротишь! Ни-че-го!
Он наступил на первую попавшуюся шубу обеими ногами, рванул ее за рукав и злорадно осклабился, услышав треск рвущейся материи.
– Сашенька! – Даша молитвенно сложила руки на небесно-голубом кимоно. – Прошу тебя!.. Заклинаю!..
– Она меня просит! Ха! Ха! – сардонически воскликнул Мамонтов, поднатужился и через пару секунд победоносно взмахнул в воздухе оторванным меховым рукавом.
Дышал он при этом так тяжело, словно только что покорил Эверест, чтобы водрузить на нем свое песцовое знамя.
Даша заиграла всем своим холеным личиком, показывая, что готовится зарыдать. Но она не сумела выдавить из себя ни слезинки, даже когда к ее ногам полетел второй рукав многострадальной шубы.
Все было слишком банально, чтобы вызывать такие бурные эмоции, которые Даша проявляла во время просмотра телесериалов.
Вчера утром Мамонтов отправился в короткую деловую поездку, а Даша – проведать родителей, живущих в маленьком городке Новотроицк. Благополучно расставшись с приставленными к ней охранниками, она помчалась обратно в Курганск, припарковала свой джип на платной стоянке аэропорта, а сама вылетела рейсом номер 015 в Москву, где ее с нетерпением дожидался любимый человек, далеко не такой богатый, как собственный муж, но зато молодой, по-спортивному поджарый, с мускулистыми ягодицами, за которые Даше так иногда хотелось подержаться обеими руками.
В общем, они оба на славу подержались друг за друга, кто за что хотел – мало ни ей, ни ему не показалось. Даша за время свидания совершенно вымотала и себя, и своего любовника, несколько раз пережила настоящее исступление, после которого наступала такая сладкая истома, которую ни за какие коврижки не испытаешь в размеренной семейной жизни. Даша вообще позволила себе забыть о существовании мужа. Его туша абсолютно не вписывалась в тот маленький праздник жизни, который она решила себе устроить.
Поскольку Мамонтов тестя с тещей не жаловал и общаться с ними упорно не желал, легенда насчет домашних посиделок никогда не давала сбоев. Единственный звонок супруга поступил на сотовый телефон, и Даша, умостив головку на волосатую грудь любовника, безмятежно соврала, какие славные вареники она налепила с мамой и как объелась ими за домашним столом перед телевизором. «Теперь еле языком ворочаю, пальцем не могу пошевелить», – мурлыкала она в трубку. И в правдивости ее слов невозможно было усомниться.