– Большой он был? – перебила его Элька с ощутимым волнением в голосе.
– Ну, как тебе сказать… – Петр помялся немного, а потом честно признался: – Не так чтобы очень. Хлипковатый, росту среднего. Но ведь с автоматом!
– Да я не про бандюгу этого, – досадливо поморщилась Элька.
– Нож? – догадался Петр. – Нож, если разобраться, тоже не очень здоровый, но человека насквозь проткнуть можно.
Он сделал соответствующий жест морковкой, которую зачем-то продолжал держать в руке, а потом скоренько зашвырнул ее в темноту, заподозрив, что она не придает ему воинственности.
– При чем тут нож! – Элька вдруг разнервничалась, отчего в ее голосе прозвучало несколько резких ноток, неприятно царапнувших Петин слух. – Чемоданчик, спрашиваю, большой был?
– Примерно такой. – Петр обозначил обеими руками нечто внушительное, прямоугольной формы.
– Значит, деньжищ там немерено. И, говоришь, в камыши такое богатство забросил? Под какую-то гнилую корягу?
Элька была единственным человеком, кому Петр сказал правду о местонахождении чемоданчика. Любовь с первого взгляда и доверие тоже с первого взгляда – для него это было так же естественно, как дышать. Он не мог понять только одного: почему за свою откровенность он заслужил чуть ли не презрительную интонацию? Именно с ней Элька обратилась к нему секунду назад.
– Деньги? Богатство? – недоуменно спросил он.
– Не плутоний же! – воскликнула Элька тем уничтожающим тоном, который используют женщины, когда сталкиваются с непроходимой мужской тупостью. – Тебе по ушам все кому не лень ездят, а ты и рад их развешивать, как белье на просушку…
Виновато понурившись, как большой пес, распекаемый хозяйкой, Петр призадумался, вспоминая все подозрительные разговоры, которые велись с ним на надоевшую чемоданную тему, и угрюмо поинтересовался:
– Лавешник – это что, не знаешь случайно?
– Случайно знаю. – Элька вызывающе подбоченилась. – Лавешник – это лавэ.
– А лавэ что такое? – не унимался Петр.
– Деньги! Бабло! Бабешники! Первый раз слышишь, что ли? Уу, темнота!
– Тогда я это… дал маху.
– Маху? Ты называешь это «дать маху»?..
Тут полюбившаяся Петру девушка грязно заругалась, да так многословно, что он зашевелил губами, пытаясь поточнее уловить суть заковыристой скороговорки. В прозвучавшей тираде из двух сложноподчиненных предложений упоминалась и йогическая сила, и жизнь звездопротивная, и болт нарезной, и, наконец, хлебало, которым всякие чудаки попусту щелкают, пока их в лапти педиатрические обувают.
– Ты кого имеешь в виду? – пасмурно осведомился Петр, когда живо представил себе чудака в лаптях. Портрет ему не очень-то понравился, поскольку очень уж смахивал на него самого. Стоит почему-то на пригорочке и глупо так ухмыляется, обнове радуясь. – Это я, что ли?