– Да? Какой вещь?
– Почему Америка не Россия.
– Здесь есть разниц?
– Еще какой разниц, – подтвердил Бондарь.
Несмотря на определенную симпатию, которую он испытывал к сидящей напротив американке, он старался не смотреть ей в глаза. Ему было немного неловко за очередной обман. Если разобраться, то напрасно Лиззи радовалась установившимся между ними отношениям. На самом деле оба раза Бондарь мысленно был не с ней, а с Тамарой, к которой его влекло по-настоящему. Грузинка в пуританском наряде была милее его сердцу, чем соблазнительная в своей наготе американка. Отсюда и качество обслуживания, как цинично подумывал Бондарь.
Из задумчивости его вывел голос Лиззи, слегка охмелевшей после вина, выпитого натощак:
– Если у тебья есть силы для десерт, то бьери его скорее и давай завтракать по-настоящий. Я умирать от голод.
– Есть встречное предложение, – сказал Бондарь, в голове которого возник любопытный план.
– Какой предложенье?
– Ты знаешь детскую игру в ножницы, камень и бумагу? The scissors, the stone, the paper…
– Oh yeah, – закивала Лиззи.
Это была старая как мир игра. Ножницы режут бумагу, но бессильны перед камнем. Зато камень можно завернуть в бумагу и выбросить. Его символизирует кулак, два растопыренных пальца – это ножницы, а раскрытая ладонь – бумага. Два игрока одновременно выбрасывают загаданный предмет. Проигрывает тот, кто выставил, например, «ножницы» против «камня» или же «камень» против «бумаги». Тут главное предугадать ход противника и умело блефовать в свою очередь.
– Давай сыграем, – предложил Бондарь, в улыбке которого сквозило что-то мальчишеское. – Победитель вправе потребовать от проигравшего выполнения любого желания.
– Льюбого? Any?
– Угу. Эни.
– Значьит, я могу рассчитывать на ланч? – оживилась Лиззи.
– Это уж как кому повезет, – подзадорил ее Бондарь.
– Сегоднья мне везьет. И вчьера везьет тоже. Это потому, что мы встретьились, я думать так, – со значением произнесла американка.
– Тогда приступим? – оборвал ее Бондарь, которому было не до лирических отступлений. Даже теперь, вымотанный бессонной ночью и утренними забавами, он постоянно помнил о существовании Тамары Галишвили.
Лиззи, не подозревавшая о том, что вовсе не ее персона занимает мысли Бондаря, кокетливо прищурилась:
– Но я не знаю, какой будет твой желание! – воскликнула она тоном маленькой девочки, которую заманивают в темную комнату – заманивают далеко не в первый раз и отнюдь небезуспешно.
– В этом-то и заключается самое интересное, – заверил ее Бондарь.
– Ты опасен провокэтор, – проговорила Лиззи, разглядывая его так, как если бы перед ней находился змей-искуситель.