Самолетам предстоял долгий путь над океаном. По расчетам, к цели они должны были выйти перед рассветом, получив таким образом дневной свет для возвращения домой – а также для вынужденных посадок.
– Эй, Ленни… подъем, Ленни, вставай.
– Пять минут, – не открывая глаз, буркнул Лен Коултер, – пять паршивых минут.
– Ты хочешь пропустить вечеринку, пилот? Лучшую в этом сезоне?
Второй пилот резко сел.
– Мы что, уже над целью?
– Подходим, – в голосе бортмеханика явственно слышалось нетерпение. – Давай, протирай гляделки, пилот, – держу пари, такого зрелища ты еще в жизни не видал!
– Пять баксов, – даже не до конца проснувшись, мгновенно среагировал Лен. – Я был над Токио девятого марта.
– Забудь про Токио, парень! – бортмеханик уже наполовину втиснулся в тоннель между кабинами, – ползи за мной! Тогда и только тогда и увидишь самый охренительный костер на свете. Один раз в сезоне, билеты только для избранных!
– Ну и трепло же ты, Фрэнк, – фыркнул второй пилот, ныряя следом. – Вот уж не думал, что в Теннеси могут водиться такие говоруны.
– А много ты знаешь про Теннеси, янки? – глухо отозвалась труба. – Вот скажи…
– Ты ползи, не тормози! – в узком тоннеле Лен всегда чувствовал себя особенно неуютно. Глупость, разумеется, – если от прямого попадания снаряда зенитки или от очереди перехватчика сдетонируют бомбы, то и от пилотского кресла, и от самого пилота не останется даже горсти пепла. Но все же одно дело, когда ты сидишь в относительном комфорте, пусть даже на бочке с бензином, и совсем другое – когда почти восемь тонн пирогеля, напалма и осколочной мелочевки начинают давить на твою психику с трех сторон. По этой причине Лен всегда старался проползти тоннель как можно скорее – а чертов бортмеханик, словно бы назло ему, то и дело застывал.
Наконец лаз кончился и второй пилот, вывалившись в кабину, начала было раскрывать рот, дабы высказать бортмеханику все, что стоит выслушать инвалидным черепахам, неспособным без остановок проковылять тридцать три фута… – но так ничего и не сказал.
– Ну что, все в сборе? – не оглядываясь, спросил командир. – О'кей, начинаю сброс давления.
Коултер упал в свое кресло, пристегнул маску – совершенно автоматически, потому как его сознание было целиком и полностью захвачено видом, открывавшимся из кабины Б-29.
Чертов южанин был прав – Лен мог забыть про Токио. Мартовский пожар по сравнению с тем, что полыхал впереди, казался костерком бойскаутов рядом с горящей бензоколонкой. Море – нет, господи-боже, целый океан огня! И к этому океану то и дело добавлялись новые речки и ручейки – по мере того, как очередная «Сверхкрепость» раскрывала бомболюки над обреченным городом.