Пользуясь тем, что Завадский уставился в окно, Конягин бочком приблизился к его столу и тихонько опустился на стул, стараясь казаться как можно незаметнее.
– На Ворона выйти тоже не проблема, – сказал он, покашливая. – Маячок-то функционирует. Отправим на место пару «вертушек» и покрошим всех к чертовой бабушке.
– А компьютер? – желчно поинтересовался Завадский. – Его другому полевому командиру подарим?
– Поручим десантникам забрать…
– Нет, ну ты от водки своей совсем уже одурел! – заорал Завадский, выкатывая глаза и до предела напрягая голосовые связки. – У тебя ж башка не варит совсем!.. У тебя ж мозги проспиртованы, как в той Кунсткамере!..
– Это ты зря, – обиделся Конягин, трогая ладонью макушку с венчиком белесых волос, напоминающих католическую тонзуру. – Я дело говорю, Николай.
– Дело? Дело в военной прокуратуре заведут, если облажаемся. А вдруг Ворон с компьютером исчезнет, а? Или не в меру любопытный воин решит его в кустах припрятать до лучших времен? – Кровь успела отлить от лица Завадского, но он все еще был излишне румяным, а его чувствительный нос шевелился, как у крысы, принюхивающейся к источнику опасности. – Но хуже всего даже не это, Павлуша. Об огласке ты подумал? О том, какая вонь в округе поднимется, если, не приведи господь, чечены вертолет накроют? У тебя есть полномочия войсковую операцию без согласования с командующим проводить? Нет? Ну и я такой риск на себя не возьму, не надейся…
Выпустив пар, Завадский как-то весь обмяк за своим столом, даже вроде постарел, уменьшился, а генеральские звезды на его погонах казались сегодня тусклыми, хотя летнее солнце исправно освещало кабинет, а шторы были раздвинуты.
– Что же делать? – растерянно спросил Конягин. Впервые за последние часы ему стало жалко не столько бедняжку Ларочку, сколько себя самого. Перед строем под барабанный бой, конечно, не расстреляют, но и в отставку с почестями не проводят. Тоскливо сделалось Павлу Игнатьевичу, муторно. Словно объявили ему дату его собственной кончины, и дата эта была уже не за горами. – Что делать? – повторил он уже с настоящим отчаянием.
– Ты меня спрашиваешь, Белинский?
– Чернышевский, – машинально поправил Конягин. – «Что делать?» написал Чернышевский.
Завадский этому замечанию как будто даже обрадовался, тут же оторвал пуговицу, неряшливо болтающуюся на кителе, шмякнул ее об пол и заявил:
– Ну, тогда тебе и карты в руки, коли ты такой у меня грамотный, заместитель. Я с сегодняшнего дня, между прочим, в отпуске. Поеду рыбачить на Волгу-матушку, эх, хорошо… Правда, – продолжал он со злорадной ухмылкой, – через пару дней меня обратно вызовут, но это не беда, это терпимо.