Вот что я прочитал в ее взгляде. И, осторожно тронув бывшую классную руководительницу за локоть, который она поспешила непроизвольно отдернуть, тихо сказал:
– Опять я вру – вы же меня знаете. На самом деле все не так, все шиворот-навыворот. – И с неожиданной искренностью добавил: – Знаете, я бы сейчас все отдал, чтобы опять оказаться в школе. Помните? Лохматый, вредный. А вы вся такая правильная, строгая. Согласились бы еще раз попытаться научить меня уму-разуму?
– Нет, – улыбнулась Тамара Осиповна. – Кого угодно, только не тебя.
Странное дело, это прозвучало совсем не обидно. И, улыбнувшись в ответ, я сказал:
– Как живете, Тамара Осиповна? По-прежнему с двоечниками мучаетесь?
– Нет. – Она покачала головой. – Торгую газетами на улице. Доходы невелики, зато всегда в курсе событий.
– Если я дам вам денег, возьмете? – угрюмо спросил я, заранее зная ответ.
– Нет. Нищенствовать я начну позже, когда совсем состарюсь. Но все равно спасибо. А ты стал другим, Бодров. Глаза у тебя нехорошие, недобрые глаза.
– Я и в школе не был добреньким.
– Нет, не в этом дело. Раньше ты злым притворялся, роль такую играл. А теперь стал таким на самом деле. Советую посмотреться в зеркало и сделать выводы. И водочкой не увлекайся. Честно говоря, не слишком приятно видеть своего бывшего любимчика в таком виде.
– Любимчика? – опешил я.
– Бывшего, – подчеркнула Тамара Осиповна и пошла прочь, опасливо семеня на скользких участках.
А я смотрел ей вслед, пытаясь понять, отчего это с любимчиком, если он даже бывший, не захотели попрощаться?
Металлическая дверь Марининой квартиры болталась не то чтобы нараспашку, но была слегка приоткрыта, и сверкающие клыки хитроумных замков бесцельно скалились в пустоту. На яично-желтом паркете прихожей лежала пятнистая туша дога, которого при жизни величали Джерри. У него была проломлена башка. Когда меня выводили под белы рученьки, дог был жив-здоров, хотя выглядел угнетенным после полученной трепки. Что произошло в квартире за минувшую ночь?
Переступив через собаку, я нашел ладонью ребристую рукоять пистолета, а потом двинулся дальше, стараясь делать это беззвучно.
Явственный аромат кофе заманил меня в кухню, где обнаружилась уже знакомая мне стервочка с ласковым именем Верунчик. Голоногая, в какой-то невообразимой черной распашонке, разорванной на плече, она уставилась на меня своими бесцветными глазищами и ошеломленно спросила:
– Ты?
– Граф Монте-Кристо, – представился я. – Слышала о таком?
– Это шампанское? Или одеколон? – Верка пятилась от меня все дальше, хотя пистолет я уже оставил в покое, не желая попусту напрягать и без того перепуганную девчонку.