Внутри оказалось жарко, душно, накурено, шумно, тесно и вдобавок ко всему тёмно. Прямо посреди помещения стояла огромная печь, на которой и готовилось большинство блюд. Не знаю, как должна выглядеть настоящая хинкальная и что такое хинкали вообще, но кормили тут неплохо. По крайней мере, можно было перекусить, не опасаясь провести остаток дня в обнимку с белым другом. Хоть здесь, как и во всех подобных заведениях, готовили ровно столь же полезные для здоровья человека чебуреки, беляши и прочие непонятно на каком масле жаренные пирожки, а перечень компонентов пиццы или мясного пирога запросто мог занять не один лист мелким почерком. Но вот не травился никто – и всё тут. Чудо, не иначе. А скорее, всё дело в посетителях: такие кадры заглядывают, что вполне за несвежий салат зарезать могут.
Парни уже успели занять только-только освободившийся угловой столик, и я, на ходу расстегивая фуфайку, направился к ним. Публика тут действительно подобралась ещё та. Торговцы с рынка, кидалы и чёрнорабочие оттуда же, закончившие смену охранники с Южного бульвара, освободившиеся с дежурства дружинники и вовсе уж непонятные, но несомненно мутные личности. Если не сказать – тёмные. А вообще, здесь царила тёплая, дружеская атмосфера. В крюйт-камере тоже до поры до времени спокойно. Главное, той самой искрой не оказаться.
– Что заказывать будете? – тут же оказался рядом с нашим столом совмещавший должности официанта и вышибалы накачанный парень в кожаной безрукавке.
– Пицца есть сегодня? – развернулся от стоявшей в углу вешалки Рустам.
– Есть.
– Три больших.
– Фирменных?
– Да, и чай сразу неси, – уселся за стол Зубастый, который, к моему удивлению, оказался в этом заведении общепита завсегдатаем.
– С вас...
– Иди, потом, – отмахнулся от него Рустам и уставился на меня: – Ну?
– Что – ну? – покачнувшись на стуле, я упёрся спинкой в стену. Полумрак скрадывал выражения лиц, но мне показалось, что по физиономии Зубастого проскользнула гримаса раздражения.
– Мы продвинулись в деле или нет? – Рустам то ли не понял мой намёк, то ли посчитал, что при Напалме и Сан Саныче можно говорить открыто.
– Несомненно.
– Так значит, это... – обрадовался Второй.
– ...пустышка, – закончил за него фразу я.
– Но ты говорил... – нахмурился изменённый.
– Что дело продвинулось? – улыбнувшись, я всё же решил не доводить до белого каления парня. А то он здоровый... Вон и Напалм лишний раз на рожон решил не лезть: не закурил даже. Или он бросает? Раньше как паровоз дымил. – Дело продвинулось. Мы отработали один вариант и теперь переходим к следующему.