— Ну, скажи, а как ты половинные триоли играешь?
— Как? Вот так… та-да-да-ди-ди… Понял?
— А на три четверти?
— Та-да-да-ди-ди-да-да… Понял?
Такого рода разговоры вот уже полчаса досаждали нам, хотя и не видно было, что за музыканты беседуют. Мы сидели на берегу моря в Сочи в так называемой климатической кабинке, которую здесь каждый желающий может получить за 15 коп. Был конец февраля. Солнце гуляло веселое, море, как говорится, смеялось. Музыканты громко разговаривали о своих триолях и половинных нотах, о каких-то росконцертовских интригах, и в эти основные их темы иной раз сквознячками залетали обрывистые фразы о девчонках, о фирменных вещичках, о каком-то Адике, который все никак не может со своим «арбузом» расстаться, жрет мучное, арбуз отрастил пуда на два, так что даже трудно ему трясти перкаши, популярный нынче ритмический инструмент…
Когда-то, лет пятнадцать назад, я водил дружбу с этим народом и по молодости лет восхищался их сленгом и манерой жить. Конечно, и музыкой их я восхищался, можно сказать, просто жил в музыке тех лет, но времена джазового штурма прошли, исчез из жизни герой моей молодости, я потерял своих музыкантов и вот теперь удивлялся живучести того давнего сленга. Оказывается, они до сих пор говорят «чувак», «кочумай», а себя эти ребята называют «лабухами». Голоса были громкие, уверенные, очень московские.
Между тем мне совсем ни к черту не нужны были ни сами эти шумные соседи, ни наблюдения над ними, ни воспоминания об их предтечах. Со мной рядом была милая женщина Екатерина, и мне больше всего хотелось быть с ней наедине и продолжать тихую юмористическую беседу, легкий такой разговор, вроде бы ни к чему не обязывающий, но на самом деле похожий на ненавязчивую взаимную рекогносцировку, выяснение интересов, вкусов, симпатий.
Мы познакомились вчера случайно, слово за слово зацепились, и вдруг выяснилось, что даже знаем немного друг друга, что где-то в Москве «пересекались». Екатерина была здесь одна, жила в санатории и лечила на Мацесте какую-то свою «старинную болячку», как она выразилась.
— Вот ведь черти какие! Слышите, Екатерина?
Рядом галька гремела, пересыпалась под ногами лабухов. Они там развозились, взялись вроде с понтом играть в футбол, дразнить Адика с его арбузом. Адик этот, оказалось, присутствует.
— Кажется, вашего цеха люди, Дуров? — с милым лукавством спросила Екатерина. — Или приблизительно вашего?
— О, нет! — поспешил возразить я. — Это лабухи, имя им легион, а в моем цехе, наверное, человек пятнадцать, больше не наберется. Раньше нас было больше, но мы вымираем.
