Да и эрудированный Митя не умолкал ни на минуту.
– Вот ты спрашиваешь, почему перец? – воскликнул он, орудуя стальными палочками до того проворно, словно все свободное время посвящал вязанию.
– Я спрашиваю? – удивилась Таня.
Не глядя на нее, Митя вонзил свою спицу в овощное рагу и продолжил:
– Все в этой жизни должно быть острым, возбуждающим, резким…
– Что касается меня, то я предпочитаю умеренность.
– И азиаты…
– И в еде, и вообще, – туманно закончила мысль Таня.
– И азиаты знают в этом толк, – подытожил Митя. – Корейцы до того пристрастились к перцу, что слова «острый» и «вкусный» сделались для них синонимами. Здорово, да? – Митя облизнулся при виде большущей рыбины, подергивающейся на блюде. – Морской окунь – моя слабость. Тебе хвост или голову?
– Он живой, – забеспокоилась Таня.
– Ну и что?
– Не станем же мы есть живого окуня!
– Почему? – Наморщивший лоб Митя сделался похожим на большого раскормленного ребенка, которому запрещают полакомиться пирожным. На лезвии его столового ножа застыли серебристые блики.
– Если ты прикоснешься к нему, на мою компанию можешь не рассчитывать, – решительно заявила Таня.
– Ты из общества защиты животных?
– Из аудиторской фирмы. Но питаться прыгающей по столу рыбой у нас не принято.
– Повар старался. – В голосе Мити прозвучал неприкрытый упрек.
– Рыболов, может, и старался, – ответила Таня, накрывая окуня салфеткой, словно саваном. – Но при чем тут повар?
– Он соскребал чешую! – воскликнул Митя. – Чистил и надрезал рыбу так, чтобы не повредить внутренностей. А ты…
– А я лучше скушаю что-нибудь попроще, – сказала Таня, перебарывая подступившую к горлу тошноту. – Вот хотя бы этих засушенных червячков.
– Это не червячки, а лапша.
С такой интонацией мог бы сказать слон: это не шланг, а хобот.
– Обиделся? – спросила Таня, трогая Митю за руку.
– Да нет, – пожал он плечами. – Залить тебе лапшу бульоном?
– Сама справлюсь.
– Дело хозяйское. – Митя взглянул на часы.
– Все-таки обиделся, – вздохнула Таня. – Ладно, не принимай близко к сердцу. Сейчас я уйду, а ты ешь свою рыбу.
Она открыла сумочку, чтобы достать кошелек.
– Что ты собираешься делать? – обеспокоился Митя.
«Запереться в туалете и сменить наконец эту проклятую прокладку», – мысленно ответила Таня.
– Внести свою долю, – произнесла она вслух. – Мы ведь цивилизованные люди. Каждый платит сам за себя.
– Это не признак культуры, это… это… – Не находя от возмущения слов, Митя покраснел, тогда как кончик его носа сохранил восковой цвет.
«Господи, да ведь он мне не просто активно не нравится, он мне просто противен, – пронеслось в мозгу Тани. – Крутить шуры-муры с этим бледноносым? Фи! Ни за какие коврижки».