– Ваше приказание выполнено, товарищ полковник!
– Товарищ полковник… – Он усмехнулся, но лицо его от этого веселее не стало, наоборот, потемнело. И не тень, падающая от света бра, была тому причиной. – Всех товарищей, девочка, давно в расход пустили. – Громов встал, прежде чем угрюмо закончить: – Одни господа остались.
Лиля тоже выпрямилась во весь рост и стояла напротив, ожидая неизвестно чего. Рука Громова неожиданно потрепала ее по волосам, легким касанием огладила щеку.
– Когда обещали подать машину?
– Через пять минут, – ответила Лиля упавшим голосом.
– Тогда тебе пора. Иди. Севастопольский адрес – вот он. – Громов взмахнул перед ее глазами листком бумаги и вернул его на стол.
– Я буду ждать? – Лиля намеревалась сказать это утвердительно, а получился какой-то неуверенный вопрос.
– Конечно. – Он легонько подтолкнул ее к двери. – Обязательно жди. Зачем нам еще жизнь дана, как не для того, чтобы ждать?
– Ждать чего?
– Лучших времен, чего же еще? – Громов улыбнулся так невесело, словно лично он смертельно устал от этого ожидания. – А теперь ступай, девочка. С богом.
Очутившись в пустом гостиничном коридоре, Лиля закусила нижнюю губу, чтобы не разреветься до того, как уткнется лицом в первую попавшуюся подушку.
По мрачному тону Громова, по серьезному выражению его глаз она догадывалась, что дела ее очень и очень плохи. Но главная беда заключалась в том, что она уезжала, а ей еще никогда в жизни так сильно не хотелось остаться.
* * *
Только втиснувшись на переднее сиденье «жигуленка» морковного цвета, лихо подкатившего прямо к лестнице, Лиля поняла, что порядком наклюкалась сегодня. С горя или на радостях? Она и сама не понимала как следует. Ни-че-го-шень-ки не понимала. Как говорила покойная мама про такое состояние: в голове пусто, зато на сердце густо.
– На вокзал, – сказала водителю Лиля и безуспешно попыталась найти на седьмом этаже гостиницы те самые окна.
– Без вопросов, красавица, – откликнулся тот.
Развернув автомобиль, он погнал его наверх по дороге, состоящей из одного сплошного поворота. Свет фар скользил по ноздреватой бетонной стене, глядя на которую можно было легко представить себя в каком-то бесконечном лабиринте. К тому моменту, когда «жигуленок» выбрался на ровную трассу, его раскачивало так, словно подвески были сработаны из диванных пружин. А мотор то тарахтел как оглашенный, то чихал, норовя заглохнуть.
Покосившись на водителя, без устали манипулирующего рычагом переключения передач, Лиля обратила внимание на его руки, слабо озаренные янтарным светом приборной доски. Какие-то мохнатые лапы, а не руки. Наверное, когда водителю нужно было свериться с часами, ему приходилось сначала раздвигать густую поросль на запястье. Лиле вспомнилась песенка, без которой в последнее время не обходилась ни одна радиопередача: «У него усы густые и глаза как две букашки. И топорщатся кусты из-под ворота рубашки». Усов у водителя не наблюдалось. Все остальное было в наличии. Хоть сейчас снимай его в клипе модного хита.