— Мне-то часом девчонка моя снилась…
— Йой, блажь — вот мне помнилось, что куты с ног снял! Самый лучший об мою короткую жизнь сон…
— Ей длиннее и не быть стать, одно часом мне подпилок не вернешь.
— Он у Йерикки, пули надпиливает…
— Добавь, что шутишь.
— Так и есть то, я думал сказать — ногти стачивает…
— Йой, кому желается бо-ольшой шмат сала?
— Мне, давай.
— Так я не сказал, будто он у меня разом тут, я простым спросим — кто желает?
— За то убивать требуется.
— Кто сгадает, по что я больше прочего данванов ненавижу?
— М?
— Так часом всю дичину распугали!
— Йой, нет, я — так за то, что хотел у соседей в руене побывать, у Вепрей…
— Так Вепри данванам должны Дажьбога молить. За уберег от тебя…
— Хоть до вечера умолкните! — вклинился Гоймир.
— Одно «хоть», — реплика Гостимира была последней в утренней болтовне. Вытянувшись привычными двумя цепочками, чета зашагала дальше, к озеру.
* * *
Шагали уже часа четыре, останавливались за это время дважды. Первый раз — пропускали патруль, второй — прежде чем пересечь дорогу, по которой перла колонна грузовиков. Немного грела мысль, что завтра чета прибудет на место, Володька обещал это твердо.
Гоймир остановил Йерикку и Олега. Он по-прежнему смотрел на землянина волком, но Гоймир был хорошим воеводой и не мог не признать (по крайней мере — про себя!), что Олег полезен во всех отношениях и успел зарекомендовать себя, как хороший боец и начальник. Они пропустили остальных, и Гоймир высказал мучившие его опасения:
— Думается мне — дошли, нет, кого Хлопов посылал до наших?
— Наверняка он послал таких, кто места хорошо знает, — успокоил Йерикка. — Голову себе не забивай.
Гоймир хотел что-то сказать, но спереди послышался свист. В ту же секунду все бежали на звук сигнала.
Чета столпилась у края заросшего малиной оврага. Внизу, на дне, саженях в трех, лежал ничком, разбросав руки и ноги, человек — кажется, подросток, одетый в чудную смесь лесовикового и городского. Поломанные и погнутые кусты малины четко отличали путь, каким он туда слетел.
— Спуститься надо, достать, — возбужденно бросил Холод, снимая с пояса веревку. — Держите меня.
— А разом помер? — спросил Одрин. Холод пожал плечами:
— Так что?
— Давай-ка, — Гоймир принял веревку, пропустил ее по спине и под мышками.
Холод оказался внизу в два прыжка — для горца такой спуск был сущим пустяком. Остальные напряженно смотрели, как он присел, перевернул лежавшего и крикнул, подняв голову:
— А живой!
Сверху уже сбросили веревку, завязанную тройным беседочным, и Холод начал просовывать пострадавшего в петли, предупредив, что у мальчишки, похоже, вывихнуто бедро. Сам Холод поднялся вверх безо всякой помощи.