– Здравствуйте, папа и мама, – нараспев произнесла Дуся, перекрестилась и истово поклонилась крестам.
– Почему у них фамилии другие, не как у тебя? – спросила девочка.
– Потому что я замужем была и ношу фамилию мужа.
– От чего они умерли? – немедленно поинтересовалась Наташа.
– От болезней, – неопределенно отозвалась Дуся.
– От каких болезней?
– От разных. Надорвались, болели, а потом отдали богу душу. Теперь они в раю, смотрят на нас оттуда… – Дуся уперла палец в небо.
– И сейчас смотрят? – полюбопытствовала Наташа.
– Именно, – подтвердила Дуся. – Видят: мы пришли их навестить, и радуются, что не забыли.
Могилки в общем были ухожены, но после зимы среди свежей травы торчали сухие стебли степных будяков. Дуся поспешно выдернула бурьян, выбросила его за оградку и только после этого достала припасы. Она разложила на стоявшем здесь же дощатом столике колбасу, яйца, конфеты, извлекла чекушку и маленький граненый стаканчик, наполнила его, вручила девочке «Ласточку» и, тихо проговорив: «Ну, помянем рабов Божьих…», залпом проглотила водку. Лицо ее тут же покраснело и залоснилось, глаза заблестели. Дуся уткнула голову в ладони и, казалось, глубоко задумалась.
– Скажи, баба, – вновь спросила Наташа, – это мои прабабушка и прадедушка тут похоронены?
– Тут, внученька, – отозвалась Дуся.
– А дедушка где? Ведь он тоже умер.
– Я тебе сто раз говорила. На фронте погиб. Где-то под Москвой… А где точно, не знаю. А так бы съездила на могилку к моему Пашеньке…
– А он тоже в раю?
– Ну ясное дело.
– И смотрит сейчас на нас?
– Можешь не сомневаться. Давай-ка за упокой его души выпьем. То есть я выпью, а ты конфетку съешь.
– А вот, баба, объясни мне: те, которых сегодня поминают, они все в раю?
– Ну… не все.
– А другие, те, что не на небе… Они где?
– В аду, думается.
– Это под землей?
– Само собой.
– Но ведь и их сегодня поминают? Как же так? Если они плохие, чего же их вспоминать?
– Для того и вспоминать, чтобы им на том свете легче было.
Девочка замолчала, видимо обдумывая услышанное. Дуся тем временем выпила еще один стаканчик, облупила яйцо и стала смачно жевать его, потом принялась за колбасу и заедала все это добро пирожком с ливером.
– А скажи, баба, вон те холмики, – девочка показала рукой куда-то вперед, – они тут зачем?
– Какие холмики? Ах, эти. Тоже могилки, видать.
– Чьи могилки?
– А бог их знает.
– Тех, что в аду?
– Может, и так. А может, каких невинно загубленных…
– Что значит: невинно загубленных?
– Ну… Как тебе объяснить… Вот, скажем, в войну к нам в город понагнали узбеков из Средней Азии… В Трудармию, значит. Они, узбеки эти, мерли как мухи. Мороз страшный, а они в одних халатах… Какой от них был прок, до сих пор не пойму. Бродили по улицам как тени. Тут же и падали. Ногой толкнешь, а он – как бревно. Замерз бедолага. Вот их собирали и закапывали… Даже таблички на могилках не ставили… А то, может, это те, кто еще до войны в здешней тюрьме сгинул.