Вяземский вообще пишет о нем как о законченном распутнике, окружившем себя молодыми людьми
«наглого разврата и охотниками до любовных сплетен и всяческих интриг по этой части».
[32]Впрочем, есть отзывы и восторженные, только их очень мало. Биограф Луи Метман[33] изображает положительный образ голландского посланника, больше уделяя внимания его профессиональной деятельности: Геккерн — активный сотрудник на государственном поприще принца Меттерниха и графа Нессельроде, этих, по его мнению, двух вдохновителей европейской политики девятнадцатого века.
Такое сотрудничество может дать представление о политических взглядах барона. Принц Меттерних был главой австрийского правительства с 1809 по 1848 год и остался в памяти потомков как правитель, методично превращавший страну в репрессивное полицейское государство, в своей внешней политике одной из главных своих целей ставил ослабление позиций России в Европе.
О тесной связи барона с другим известным политическим и государственным деятелем, вице-канцлером России графом Нессельроде, говорят и воспоминания Дарьи Федоровны Фикельмон, близкой знакомой Пушкиных: «…здесь его считают шпионом г-на Нессельроде».[34]
Так мы переходим к еще одному подозреваемому. Даже не к одному, а к двум, поскольку высказывание царя Николая Первого о том, что известен «автор анонимных писем, которые были причиной смерти Пушкина»,[35] относилось к жене вице-канцлера графине Нессельроде.
С бароном Геккерном мы еще встретимся, теперь же заглянем в записки современников об этой высокопоставленной чете.
Подробные воспоминания о них нам оставил князь Петр Владимирович Долгоруков.[36]
Граф Нессельроде, по описанию Долгорукова, был человеком самых консервативных взглядов, сложившихся под влиянием безоговорочного авторитета принца Меттерниха. Хитрый, тонкий и ловкий ум сочетались в нем с природной ленью и больше склоняли не к делам государственным, а к трем предметам главного интереса — вкусному столу, цветам и деньгам. Немец по происхождению, он не любил русских и считал их ни на что не способными. Жена же его — «взяточница, сплетница, настоящая баба яга» — отличалась необыкновенной энергией и нахальством, благодаря которым держала весь придворный люд в страхе.
Страх этот был покрепче, чем благоговение перед Бенкендорфом, и устремлял за графиней целые толпы последователей и поклонников, для которых близость к ней давала пропуск в ее самый респектабельный салон столицы, выше которого по положению был только двор императора. Один из поклонников Марии Дмитриевны Нессельроде, барон М.А. Корф, как и ненавидевший ее князь Долгоруков, рисует в воспоминаниях те же ее черты — уничижительная гордость, холодное, презрительное высокомерие, наклонность первенствовать и властвовать, — и добавляет: