– Кое-кто выглядит так, будто ждет этого с нетерпеньем, – съязвил он.
– Да, – подтвердила она.
Они просидели в тишине до самого дома.
Эстель сглотнула подступивший к горлу комок. Это был такой чудесный день, хотя она и не видела мужа до самого вечера, пока они вместе не встретились в компании друзей. Она так надеялась, что им удастся прожить его без ссор. Она так надеялась, что он придет к ней этой ночью, чтобы предаться нежности, что царила между ними прошлой ночью. Они были так к этому близки.
Эстель оперлась на его руку, когда он помог ей выйти из экипажа, и вскинула голову так, чтобы он не узнал, как она расстроена. Его подбородок затвердел, а глаза были холодны, – чтобы заметить это, ей было достаточно бросить на него один презрительный взгляд.
Он открыл дверь и отошел в сторону, чтобы дать ей возможность первой пройти в холл. Хоть кучер и был хорошо вышколен, тем не менее, было уже поздно, и все другие слуги давно спали. Граф Лайл отказывался от их услуг после полуночи, – он и сам в состоянии повернуть ключ в замочной скважине. Граф объяснил свои необычные взгляды дворецкому еще три года тому назад, когда вступил в права наследования титула и городского дома.
Эстель ждала в холодной тишине, пока он снял с нее плащ и не повесил его на стойку, поднимая подсвечник с зажженными свечами. Но прежде, чем она протянула руку, чтобы опереться на его локоть, он остановил ее предупреждающим жестом, и стоял не шелохнувшись, прислушиваясь.
Эстель вопросительно посмотрела на него. Он медленно, ничего не говоря, вручи ей подсвечник, поглощенный рассматриванием мраморной статуи, которая стояла с одной стороны лестницы, между библиотекой и его кабинетом. Его жест сказал ей, чтобы она оставалась на месте. Он тихо направился к статуе.
Надрывные, громкие рыдания ребенка нарушили тишину еще до того, как граф успел приблизиться к источнику шума. Плач ребенка просто разрывал сердце.
– Что ты здесь делаешь? – спросил граф спокойным тоном, останавливаясь около статуи и посмотрев вниз.
Эстель, пересекая холл, поспешила к нему. Ники стоял между статуей и стеной, с прижатыми к глазам кулачками, одной босой ногой чесал другую через ткань бриджей.
– Я захотел пить, – сказал он, всхлипывая. – Я заблудился.
Граф присел на корточки.
– Ты хотел попить воды? – Уточнил он. – Разве ты спускался в кухню не по лестнице для слуг? Как ты очутился здесь?
Казалось, что рыдания разрывают грудь ребенка.
– Я потерялся, – в конце концов, выдавил он из себя.
– Ники. – Граф протянул руку и откинул со лба мальчика волосы. – Почему ты прятался?