место во главе стола. Я выложил блокнот для записи на колени, чтобы скрыть пораненную руку. Сталин прохаживался взад-вперед за моей спиной своим неслышным шагом, в мягких сапогах. Я, как обычно, записывал и переводил.
Вдруг Сталин замолк. Он приблизился ко мне и, указывая трубкой на мой платок, спросил подозрительно:
— Что у вас с рукой?
— Так, ничего, Иосиф Виссарионович, немножко ушибся, пустяки, — пробормотал я не очень внятно.
— Но все-таки? — продолжал он настаивать.
— Да так, упал, ничего страшного.
— Как упали? Где?
В этот момент распахнулась дверь, и в кабинет влетели врач с саквояжем и два ассистента, все чрезвычайно взволнованные. За ними следом — Поскребышев. Разговаривая со мной, Сталин незаметно нажал кнопку под крышкой стола и вызвал медпомощь. Решив, что с ним случилось неладное, там подняли панику. Заметя недоуменный взгляд врача, Сталин спокойно сказал:
— Посмотрите, что у него с рукой.
Врач подскочил ко мне и с помощью ассистентов быстро промыл и перебинтовал опухшую руку.
— Можете идти, — распорядился Сталин, и медпомощь выкатилась из кабинета так же стремительно, как и появилась. Присутствующие молча следили за этой сценой. Беседа возобновилась».
История с рукой имела свое продолжение. После приема Сталин, придержав отца за плечо, спросил у Молотова:
— Что же это ты, Вячеслав, не следишь за ним? Он такой у тебя тощий и бледный. Ты что, его не кормишь, что ли? Должен кормить.
— Я кормлю, — буркнул Молотов, не понимая, куда клонит Сталин. Его неприятно волновал сталинский интерес к молодому человеку как предвестник кремлевской смены поколений.
— Почему это ты, Молотошвили, не представляешь на награждение своих работников, в частности переводчиков? — настаивал Сталин, весело поглядывая на отца как на сообщника. — Ведь они иногда работают с риском для своего здоровья! Давай предложения — мы поддержим!
Вскоре отец получил в Кремле свой первый большой орден Трудового Красного Знамени. В его рассказах Сталин, оторвавшись от своих прочих имиджей, двигался по самостоятельной траектории, полный трогательной любви к фильму Рене Клэра «Sous les toits de Paris»[6] (отец переводил вождю и фильмы), «скромности», «добродушия», «гостеприимных манер».
После окончания фильма Сталин, привстав с кресла, обернулся к отцу и пальцем поманил подойти к нему. Когда отец подошел, Сталин взял со стоявшего перед ним столика бутылку «Советского» шампанского, наполнил бокал и протянул.
— Спасибо, товарищ Сталин. Я на работе не пью, — сказал отец.
Сталин усмехнулся и продолжал настаивать.