— А почему — нет? — испытующе посмотрел Гурьев на Матея.
— Романия — мало. Германа — много; войну — давай, давай! Гитлер дракул.[8]
— Ишь, Гитлера ругает, — вставил свое слово Федьков, — все они такие…
— Не встревай! Це дило дипломатично! — подтолкнул его локтем Опанасенко.
Матей вдруг спросил Гурьева:
— Коммунист?
— Да, — ответил тот.
— Романия — есте коммунист! — улыбнулся Матей.
— У вас, в Плоешти?
— Да
— И вы знали их?
— Ну! — Матей предостерегающе поднял палец. — Секрет!.. Коммунист — сигуранца, турма Дофтана, камен могила.
Он рассказал: в тридцать третьем году пришлось ему читать коммунистическую листовку — это было в те дни, когда все Плоешти начинало бастовать.
Видимо взволнованный воспоминаниями, Матей с увлечением рассказывал:
— Потом, другой день, машина — много-много людей: «Давай гудок!» Немец — часы: «Рано, инструкция нет, вон, вон!» Ему — так, — Матей показал, как мастеру-немцу дали по шее. — Немец: «Полиция, полиция!» А мне говорят: «Давай гудок, давай машина — стоп! Бун, товарищи, стачка! Все на двор! Плата мало, работа много. Бастовать!» Огонь слова! Я понял: коммунисты. Плоешти — стачка, Гривица — стачка! Директор, герман-мастер, инженер — на Бухарест! — Лицо Матея светилось восторгом.
— Ну, и что же потом?
— А потом, — сразу погрустнев, сказал Матей, — забастовку подавили, одних загнали в тюрьму, к другим — «применили конституцию». Так в шутку называлось «практическое применение» закона о неприкосновенности личности: жандармы каждого могли затащить в участок и отволтузить палками. К отцу Матея, старому Илие, «конституцию применяли» не раз.
— А к нему-то за что?
Когда возникает спор у селян с боярином из-за покоса или ещё из-за чего, — объяснял Матей, — село всё в кулаке у бояра Александреску, куда ни сунься — везде его земля, его лес, его поля, — так обязательно Илие Сырбу выбирают вести переговоры. Он не отказывается. С господами, с властями говорит смело. Долгую жизнь прожил, а не научился спину гнуть. И случается — не вытерпит, скажет резкое слово — вот и платится своими боками. Но по-прежнему горд и стоит на своем: правды палкой не перешибешь.
Глава третья
ИЛИЕ ВСТРЕЧАЕТ РУССКИХ
Тени повозки и лошадей стали совсем длинными, и всё вокруг приобрело заметный сиренево-розовый оттенок.
— Мэркулешти! — показал Матей.
Село тянулось по низине, вдоль подножья лесистой горы. Хаты с добела выцветшими соломенными, а кое-где бурыми черепичными крышами выглядывали из-за плотной зелени садов, огороженных плетнями и невысокими белеными заборчиками. На крутых склонах, сбегавших к селу, густо синели виноградники. А дальше, за вершинами, поросшими густым лесом, отчего они издали казались покрытыми темнозеленой шершавой тканью, виднелись крутые складки дальних гор. Где-то там, за ними, идет сейчас полк…