Гурьев решил проверить погреб: за его дверью Федькову почудился шорох. Едва он приоткрыл дверь погреба, как оттуда, словно игрушечный чертик на пружинке из коробочки, сразу же высунулась, блеснув лысиной, круглая голова с мясистым носом и перепуганными глазами, а за ней показался и весь человек — толстый, коротконогий, с дрожащими коленками. Толстяк чуть не провалился от изумления обратно вниз, но удержался и затараторил:
— Мульцумеск! Фоарте мульцумеск![24]
Несколько раз суетливо поклонившись, он убежал внутрь дома.
— Кто это? — спросил у Матея Гурьев. — Почему он в погребе?
— Кооператист, функчионар, коммерчиал! — объяснил Матей.
— Приказчик, что ли?
— Да, да! Он говорит: спасибо, свобода!
В комнатах послышались громкие причитания. Оттуда в сени выбежал «кооператист». Припадая на колени и хватая старшего лейтенанта за рукав и за полу гимнастерки, стал о чем-то жалобно просить.
— Что ему нужно? — спросил озадаченный Гурьев у Матея.
— Забрал. Офичер забрал афере![25]
— Афере? Что за афера?
— Марфа![26]
Матей беспомощно развел руками: его познания в русском языке оказались для такого разговора скудны. Ещё раз повторил:
— Марфа офичер забрал!
— Какая Марфа? Фемея?[27] — Гурьев решил, что речь идет о женщине.
Толстяк отрицательно затряс головой, энергично задергал себя за воротник, стал показывать на свои карманы.
— Ограбили? — догадался Гурьев.
В тусклом свете фонаря было видно, как по глянцевито-мясистым щекам приказчика катятся щедрые слезы. «Ревет, как недорезанный, — поморщился Гурьев, — а что если бы он такую беду повидал, какую наши от оккупантов терпели?» А тот всё не отставал, без умолку твердил свое, обращаясь то к Гурьеву, то к Матею.
Из слов Матея Гурьев кое-как понял: приказчик жалуется, что проезжие русские военные забрали какие-то, принадлежащие кооперативу овчины, всю кассу лавки, а также его, Петреску, собственные ценности.
«Деньги ряженые бандюги эти могли забрать и увезти. А овчины? — усомнился Гурьев. — Уж не врет ли? Но какая ему от этого выгода?»
Матей сказал: приказчик просит вернуть хотя бы часть.
Старший лейтенант даже поперхнулся от негодования:
— Так он нас подозревает?
— Хотите я его в два счета погоню? — предложил подошедший Федьков.
— Нельзя.
Федьков вздохнул:
— Дипломатию с этим пузатым разводить…
Гурьев с Федьковым вошли в комнаты, за ними — Матей. Приказчик безотступно семенил следом. Федьков, грозно глядя на пострадавшего коммерсанта, всё порывался выставить его, но Гурьев не позволил:
— Пусть поглядит сам.
Осматривали все закоулки. На чердаке, в дальнем углу, возле слухового окна, Федьков обнаружил четыре полотнища, аккуратно обернутые вокруг древков. Здесь были флаги: белый, красный, трехцветный румынский и даже — фашистский флаг с черной свастикой посередине. Приказчик оказался предусмотрительным человеком и готовился показать свою лояльность в любом случае. Однако он, видимо, не смог вовремя точно уяснить обстановку и не успел вывесить ни одного из заготовленных флагов.