Гессгейт был маленькой захудалой станцией, обслуживающей три ближайшие деревушки и ни одного городка. Пассажиров здесь сходило мало. Так что, когда Брет вышел из поезда, на платформе было только четыре человека: толстая фермерша, носильщик, контролер и Элеонора.
— Привет, — сказала Элеонора, подавая Брету руку. — Как ты похож на Саймона!
Брет заметил, что она даже не подкрасила губы. На переносице у нее пестрели светлые веснушки.
— Элеонора? — спросил он.
— Она самая. А где твой багаж? Я приехала на двухместной малолитражка, но в багажник влезет довольно много.
— У меня больше ничего нет, — сказал Брет, показывая на свой саквояж.
— А остальное идет багажом?
— Нет, тут все мое имущество.
— Да? — улыбнулась Элеонора. — Значит, не разбогател?
— Нет, — отозвался Брет, — не разбогател.
Элеонора начинала ему нравиться.
— Машина нас там дожидается. Пошли.
— В Лондон ездили, мистер Эшби? — спросил контролер, принимая от Брета картонный билет.
— Да, уезжал.
При звуке его голоса контролер поднял голову. На лице его отразилось недоумение.
— Он принял тебя за Саймона, — сказала Элеонора, когда они сели в машину, и улыбнулась. Два передних зуба росли у нее чуть вкось, придавая улыбке очаровательную детскость. Когда же ее лицо было серьезно, то выражало твердость и невозмутимое спокойствие.
— Ты вернулся домой в самое лучшее время года, — сказала она минуту спустя. Они уже выехали с усыпанного гравием станционного двора и им открылся сельский пейзаж.
«Домой», — подумал Брет. У Элеоноры были светлые шелковые волосы цвета спелой пшеницы — до того спелой, что они казались почти белыми. Они были скручены незамысловатым узлом на затылке — словно ей было лень ими заниматься.
— Все как раз начинает цвести. И уже родились первые жеребята.
Ноги Элеоноры в поношенных бриджах из диагонали были похожи на ноги мальчика-подростка. Но оголенные руки, видневшиеся из-под накинутой на плечи куртки, были по-женски нежны и округлы.
— У Хани родился жеребенок, который далеко пойдет. Я тебе его покажу. Ты, конечно, не знаешь Хани. Она появилась у нас уже позже. Ее полное имя — Грик Хани. Ее отец — Химметус, а мать — кобыла по имени Мани-Фор-Джем. Надеюсь, тебе понравятся наши лошади.
— Конечно, понравятся, — ответил Брет.
— Тетя Беа говорит, что ты по-прежнему любишь лошадей.
— Мне, правда, не приходилось заниматься разведением. Я просто их объезжал.
Они въехали в деревню.
Так вот какая она, Клер. Раньше он представлял ее в виде квадратиков на карте. Оказывается, она излучает живое тепло, светится улыбкой. Вот и «Белый олень». А позади на холме стоит церковь, на стенах которой висят мемориальные доски рода Эшби.