— Вы меня изображаете, как какое-то чудище непогрешимости.
Выждав приличествующее время, Нэнси сказала:
— У Брета сегодня был очень трудный день, да и все вы, наверно, устали. Нам пора идти. Надеюсь, что ты придешь к нам, Брет, когда немного отдышишься.
Саймон принес ее шаль, и все они проводили гостей до крыльца. Нэнси сняла свои лакированные туфельки и надела резиновые сапоги, которые дожидались ее за дверью. Держа туфли под мышкой, она взяла мужа под руку, прижалась к нему, чтобы поместиться под их единственным зонтиком, и через минуту чета Пеков скрылась в темноте.
— Молодчина Нэнси, — проговорил Саймон слегка заплетающимся языком. — Ледингемов каким-то там дождиком не проймешь.
— Милая Нэнси, — тихо сказала Беатриса. Вернувшись в гостиную и окинув ее рассеянным взглядом, она объявила:
— Нэнси права, пора ложиться спать. День был нелегкий для всех нас.
— Что, уже спать? — огорченно воскликнула Элеонора.
— У тебя в половине десятого урок с Ла Парслоу, — напомнил ей Саймон. — Я сам видел запись у тебя в книжке.
— А зачем, собственно, ты лазил в мою книжку?
— Хотел удостовериться, что ты не обманываешь налогового инспектора.
— Ну ладно, пошли спать, — сказала Элеонора, зевая и сладостно потягиваясь. — Какой сегодня был замечательный день!
Она повернулась к Брету, чтобы пожелать ему спокойной ночи, и вдруг засмущалась, неловко протянула ему руку и сказала:
— Доброй ночи, Брет. Счастливых сновидений. — И с этими словами пошла наверх.
Брет повернулся к Беатрисе, но она предвосхитила его:
— Я поднимусь с тобой вместе.
Тогда Брет повернулся к Саймону:
— Доброй ночи, Саймон, — сказал он, спокойно глядя в холодные серые глаза.
— Доброй ночи… Патрик, — ответил Саймон с едва заметной усмешкой, вложив долю издевки в само имя «Патрик».
Поднимаясь по лестнице, Брет услышал, как Беатриса спросила Саймона:
— А ты разве не пойдешь к себе?
— Пока нет.
— Тогда не забудь выключить везде свет, хорошо? И проверь запоры.
— Обязательно. Доброй ночи, тетя Беа.
На повороте лестницы Брет увидел, как Беатриса обняла и поцеловала Саймона. И вдруг его пронзило острое чувство безнадежной и необъяснимой ревности. «Господи, — подумал он, — мне-то что за дело?»
Через минуту Беатриса вошла вслед за ним в бывшую детскую. Она бросила взгляд на кровать и сразу усмотрела непорядок:
— Эта тупица обещала положить тебе в постель грелку, но конечно забыла.
— Неважно, — ответил Брет. — Я бы все равно ее убрал. Я не привык засыпать с грелкой.
— Тебе, наверное, кажется, что мы жутко изнеженная публика, — с улыбкой сказала Беатриса.