Было тихо. Даже вездесущий сквозняк не дребезжал оконными стеклами и не гонял по полу газет. Я стукнул по двери кулаком. Она словно вросла в пол – даже не шелохнулась. Тогда я несколько раз лягнул ее, дверь дернулась, но только чуть-чуть, словно это было не хилое создание из крашеной фанеры, а крепостные ворота. Так я поупражнялся минут десять. Я пробовал высадить дверь плечом, колотил по ней ногами, потом стал ее рубить, отбил несколько щепок, но все без толку. Рахитичная дверь превратилась в монолит. Она стала не то стальной, не то резиновой, даже чуть-чуть пружинила под ударами топора, от чего тот с силой отлетал, норовя выскользнуть у меня из рук.
И тут из-за двери пришел звук. Я остановился и прислушался. Топот ног, не меньше двадцати пар, в комнату заходили люди, словно появлялись из воздуха прямо перед дверью. Потом были нестройные голоса и приветственные восклицания, шарканье – видимо, гости разувались, потом шорох и жужжание змеек – наверное, они снимали пальто и куртки. Изредка до меня доносились обрывки разговоров.
– А тут, это, таки, вот…
– Тапочки, тапочки, тапулечки…
– Ах, Паливаныч, да что же это вы такое говорите, – сказал женский голос.
– А мы завсегда так, старая гвардия, – ответил мужской.
– Так к столу же, к столу!
– А где же Пеца? Почему нет Пецы? Он же обещал?
– Ах, ты что, не знаешь его вечные задвиги?
– Здравствуйте, – вдруг сказал кто-то, жуя и растягивая гласные, – вот наконец-то!
Потом они говорили еще что-то, я не разобрал, по-моему, рассказывали какой-то анекдот, довольно скабрезный, потому что сначала густой бас что-то бормотал, видимо, кому-то на ухо, а потом, давясь смехом, визгливо выкрикнул: «Сверху! Сверху, нет, ты понял!» – и раздалось ржание. Потом звуки отдалились, наверное, гости прошли к столу, а еще через секунду послышалось тарахтение отодвигаемых стульев, притом их тоже было штук двадцать, а столько стульев в комнате раньше не было, это точно. Гости усаживались и галдели.
– А ты чего у стенки?
– Стоишь, как засватанный. А может, и правда? Ты еще не женился, нет?
– Да нет пока, вот, Полина же не соглашается…
Это было явно шуткой, потому что снова послышалось ржание. Интересно, а почему Полина не соглашается? И кто она такая?
– Кто скажет? Кто скажет?
– Подожди, еще не открыли.
– А кто открывать будет?
– Тот, кто спрашивает. В армии инициатива наказуема.
– Да у меня же руки дрожат.
– Пить надо меньше.
Потом послышалось бульканье.
– Вот, вот, вот! – забубнили голоса.
– И вот, сейчас…
– Ой, мне еще, мне.
– Так кто же скажет, кто скажет, кто говорить будет? Ты?