– А что думают ваши товарищи?
– Они согласны со мной. В наше время трудно разобрать, кто прав, кто виноват, и потому мы привязываемся к человеку, предоставляя ему отвечать за наши поступки.
– Да, вы правы, вы остались верны вашему начальнику… виноват один ван Нивельд. Вот письмо к нему от епископа. Желаю, чтобы он, прочитав его, одумался и не заслужил названия изменника.
– На все воля Божья, – проговорил старик. – Прощайте, мессир, вы едете опять в Дурстед?
– Нет, мне надобно побывать в лагере мессира Перолио.
– Уж не везете ли вы письмо епископа к начальнику Черной Шайки? – спросил старик с беспокойством.
– Да, ван Йост, разве и Перолио в Утрехте?
– Не знаю, мессир, только мне жаль, что такой благородный, добрый рыцарь отправляется один в лагерь итальянца.
– Благодарю за сочувствие, но Шафлер ничего не боится и смело идет, куда велит долг. Прощайте.
– Да хранит вас Бог, мессир граф! – проговорил с чувством ван Йост, следя глазами за удалявшимся рыцарем.
Через несколько минут Шафлер доехал до лагеря Перолио, расположенного в долине между рекой Лек и дорогой, которая вела из Дурстеда в Утрехт. Черная Шайка построила бараки и конюшни, и тут, точно так же как в лагере ван Нивельда, всадники и прислуга их чистили оружие и латы, готовились к скорому походу. Все это происходило тихо и в порядке, что означало близость начальника. Странно, что эти разбойники, для которых не было ничего святого, дрожали как дети перед капитаном. Никто не смел сказать ему ни слова, и приказания его исполнялись беспрекословно. Малейшая неосторожность или непослушание наказывались жестоко. Даже во время оргий, стоило только показаться Перолио, в минуту буря умолкала, хмель вылетал из головы и все готовы были умереть по его знаку.
В Черной Шайке было до двух тысяч человек и все всадники и солдаты высокого роста. Все вооружение их было черное, лошади тоже черные, так что один вид этого войска внушал ужас. Палатка Перолио стояла посреди лагеря, но сам он лежал на подушках под деревом, защищавшим его от солнечных лучей. Богатый костюм его выказывал атлетическое его сложение; левая рука была без перчатки, а правая, по обыкновению, в черной шелковой перчатке.
Возле него стоял паж и по временам наливал ему в кубок французского вина. Перолио, увидел приближающегося офицера, англичанина Вальсона, и проговорил как бы в полусне:
– Ризо, зачем идет сюда Вальсон, кого он ведет с собой?
– Двух всадников, мессир, только я их не знаю… Это рыцарь на службе епископа, потому что я вижу бургундский герб.
– Бургундцы! – проговорил зевая итальянец. – Хорошо, налей мне еще вина.