Желая как-то сгладить остроту ситуации, но не чувствуя неловкости от услышанного, – Эстер, а она всегда была в курсе дел семьи родственников, – кокетливо улыбнулась и поправив легким прикосновением пальцев свою прическу, рассмеялась, подойдя к дону Альберто, капризно протянула:
– Но ведь он очень красивый, ваш сын… Луис Альберто ведет себя так потому, что ему это всегда позволялось. У него такой характер. Но он самолюбив…
Видя, что расстановка сил на семейном фронте складывалась явно не в его пользу, дон Альберто, поспешно допив сок и извинившись перед дамами, сослался на обилие работы.
– С вашего разрешения, я в библиотеку.
Донья Елена не удерживала мужа, поскольку обсудить проблемы, касающиеся Луиса Альберто, было несравненно интереснее с племянницей, которая, по ее наблюдениям, была неравнодушна к ее сыну; Эстерситу вовсе не смущал его несносный характер.
– Я убеждена, – оживилась после ухода мужа донья Елена, – я просто уверена, дорогая, что мой сын должен влюбиться непременно в девушку нежную, красивую. Вот, как например, ты, Эстер! А когда он женится, пойдут дети, он опять станет прежним Луисом Альберто – покладистым и добрым.
– Да, тетя, я знаю. Луис Альберто для меня, признаюсь, – завидная партия. Его прошлые любовные увлечения меня совсем не волнуют: у какого неженатого мужчины их не бывает. Не так ли, тетя?
– Конечно, дорогая. Ты знаешь, какой мой сын чувствительный?
– Что-то не припоминаю. Может быть, в детстве был? Теперь он просто грубиян. Но тетя, это же исправимо, уверяю вас.
– Как мне хотелось бы в это верить! – Донья Елена взяла руки Эстер в свои, нежно пожала их. – Попытайся, попробуй, дорогая, многое зависит от тебя.
– Не волнуйтесь, тетя. Признаюсь вам откровенно: я с детства мечтала стать женой вашего сына. Еще тогда, когда мы играли с Луисом Альберто в детские игры и были крохотными.
– О, Эстерсита! Ты даже не представляешь, как обрадовала меня. Теперь я не сомневаюсь, что в наш дом вернется любовь и покой.
Женщины еще долго в тот вечер обсуждали предстоящие события и расстались вполне довольные друг другом.
Проснувшись наутро в домике Пато, Марианна обнаружила, что он уже стоит около окна и приветливо машет рукой.
– Доброе утро, Марианна! Как спалось на новом месте?
– Спасибо! Очень хорошо, Пато. А где же ночевал ты?
– У своего приятеля, тут, недалеко. Знаешь, я чертовски голоден. Давай попьем кофе. Заваривай, там все на столе. А я принес свежие булочки и печенье.
Сидя за маленьким столиком и попивая кофе, молодые люди уже не испытывали смущения и болтали обо всем как добрые друзья. Марианна посетовала на свою судьбу, и через каких-то полчаса ее спаситель уже знал о ней абсолютно все: погоревал вместе с нею оо умершем отце, покинутом ранчо, возмутился жестокостью и вероломством мачехи, недоумевал, каким образом не оказалось по указанному в визитной карточке адресу сеньора, к которому ехала Марианна… Девушку восхитила самостоятельность Пато – ведь он умел делать абсолютно все – и в кузнице работал, и каменщиком, и садовником, и чистильщиком обуви… Да, вот, кстати: чтобы не быть обузой Пато и она, Марианна, может поработать щетками и ваксой какое-то время – на ранчо она это делала каждый день. Как на это смотрит Пато, а?