После нескольких попыток пойти по этому пути автор должен был от него отказаться. Он сосредоточил свое изложение на трех моментах. Во-первых, на выяснении связи Леонардо с эпохою и средою; это первый опыт истолкования жизни и деятельности Леонардо на марксистской основе. Во-вторых, на обстоятельном освещении той области его деятельности, которая связана с техникой и изобретательством, ибо она должна всего больше заинтересовать читателя-рабочего; недаром ведь у нас на заводах рабочих-изобретателей зовут леонардами: чрезвычайно характерное преломление фигуры Винчи в сознании трудящихся масс. И, в-третьих, на раскрытии вклада Леонардо в эволюцию живописи; тут сведущий читатель увидит, что автор не согласен с утрированным гиперкритицизмом некоторых, в том числе и советских, искусствоведов; автор смотрел — и не раз — все крупные вещи Леонардо и значительную часть его рисунков и думает, что может быть несколько более щедрым в атрибуциях,[1] чем это сейчас принято.
Нужно ли говорить, что автор категорически отбрасывает как ненаучную и реакционную попытку многих представителей западной буржуазной науки представить итальянский Ренессанс со всеми главными его фигурами как нечто неоригинальное, рабски повторяющее результаты научной деятельности средневековых схоластиков, в частности парижских последователей англичанина Оккама. Энгельс на полустранице дал такую характеристику Ренессанса, которая разбивает эту концепцию и которая должна навсегда остаться руководящей. Автор отвергает также и высокомерные оценки Леонардо как ученого, выдвинутые в последнее время, в особенности Дюгемом и Ольшки. Нет ничего легче как критиковать Леонардо с высоты современных научных достижений. Гораздо труднее объяснить его на основе хозяйственной эволюции и классовой борьбы его времени.
Автор не ласкает себя мыслью, что он сумел на немногих страницах, ему отведенных, победить все трудности и избежать хотя бы крупных ошибок. Но он думает, что так как его работа первая попытка советского писателя дать связный марксистский очерк жизни и деятельности Леонардо, то другие поправят то, что у него окажется неправильно. Леонардо слишком твердый орех, чтобы его можно было разгрызть единичным усилием.