– Н-н-а-а-дя-я, т-ты не подбро-осишь меня до метро, – сказала Анна, заикаясь и захлебываясь слезами.
– Ань, да не спеши ты, посиди еще с нами, – сказал Александр Семенов, при этом строя страшные глаза Владимиру.
Но Анна заметила его хитрые манипуляции, стремительно выскочила из-за стола и, путаясь в чужой одежде, с трудом нашла свое пальто и выбежала за дверь. Владимир жестом остановил Надежду Павловну, дескать, не ваше дело, сами управимся, неторопливо попрощался, оделся и вышел за дверь. На площадке никого не было. Снизу доносились какие-то странные звуки. Владимир склонился над перилами и посмотрел в темноту. В углу стояла Анна и громко ревела.
– Ань, дались тебе эти сапоги! – сказал Владимир, спускаясь по лестнице. – Они же не подходят для питерской погоды. Кругом сырость. Вода. Слякоть. Для нашего климата надо покупать резиновые сапоги. На «Треугольнике». Знаешь, на Обводном канале есть завод резиновых изделий. Съездим туда и купим калоши. Хочешь резиновые калоши? Они блестящие.
– Отста-а-ань, – взвыла Анна.
– Ань, выходи за меня замуж, я же тебя люблю, – сказал Владимир, бережно обнимая плачущую девушку за плечи.
В первый раз Владимир произнес заветные слова. В его тоне звучали любовь, нежность, ласка. Морозов вложил в предложение всю силу чувства. Он ждал ответа. Девушка сбросила его руки с ненавистью и отвращением.
– Ни за что! Никогда! Уходи! – прошептала Анна, но ей казалось, что она кричит, вопит, стенает.
Жестокие слова разлетелись по всей лестнице, пробрались в шахту лифта, и уже оттуда доносились громовыми раскатами. Они больно жалили, жгли, нестерпимым жаром проникая в душу и сердце. Владимир неловко потоптался, сунул руки в карманы пальто.
– Ты такая же, как все, тебе только деньги нужны, – сказал Морозов, приподнимая вортник пальто.
Его слова прозвучали глухо и тускло, будто внутри Владимира внезапно погасла яркая лампа.
– Нет, мне не деньги нужны, просто я хочу жить нормально, а не так, как живут Татьяна и Михаил, – вытирая слезы руками, сморкаясь и всхлипывая, сказала Анна.
Владимир вытащил из кармана носовой платок и протянул девушке. Она отрицательно замотала головой. Морозов бережно вытер девичьи слезы, заботливо утер мокрый нос Анны и сунул смятый платок в карман ее пальто.
– Я все понял, все, не надо никаких объяснений, – сказал он и ушел.
Будто его не было только что рядом. Вместо жениха остался носовой платок, сиротливо выглядывавший одним краем из кармана.
А в квартире Ворониных наступила тишина. Смущенные гости торопливо одевались, спеша покинуть гостеприимный кров. Праздничный стол остался почти нетронутым. Предновогодняя вечеринка не удалась. Тридцатое декабря плавно перевалило на тридцать первое.