Так, как в первый день, на нее уже не оборачивались, но все-таки поглядывали с интересом. И все время за спиной она смутно чувствовала какие-то разговоры, какие-то дурацкие вопросы и еще более дурацкие ответы, шепоток какой-то непонятный — то ли сочувствие, то ли порицание… Зрело мнение. Впрочем, может быть, ей это просто казалось. И вообще все это ее не очень интересовало.
Однажды в столовой за соседний столик уселись две незнакомые девчонки — новенькие, что ли? — и принялись за обед, продолжая, по-видимому, начатый ранее разговор.
— А эта его… как ее? Оксанка, что ли… Она с ним поедет? — спросила одна сквозь хруст капустного салата.
— Вряд ли, — ответила другая. — Евгений Павлович все-таки в санаторий для сердечников едет. Подлечиться, а не подгулять. Да и зачем Оксанке сердечный санаторий? У нее-то инфаркта еще не было.
И обе они захихикали, совершенно уверенные, что шутка получилась остроумной.
Тамара машинально грызла жареную куриную костерыгу и с некоторой неловкостью думала: как же это получилось? Как она могла забыть, что Евгений два года назад перенес инфаркт — тяжелейший, его едва вытащили. Она сама едва не умерла тогда. Инфаркт у него случился, когда она была в загородном доме отдыха, Николай тогда попросил ее съездить туда на недельку с ним и с дочками. Девочкам очень хотелось, но без мамы они ехать отказывались. Ну, она и согласилась. А на второй день после приезда в этот дом отдыха — вернее, на вторую ночь — она внезапно проснулась от черного ужаса, в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем. Она точно знала, что с кем-то из ее родных случилась беда, что срочно нужна помощь, но ужас парализовал ее, не давал дышать, не давал думать… С трудом она сползла с кровати, держась за стены, доковыляла до комнаты дочерей, не сразу решилась подойти к их кроватям… Девочки безмятежно спали, дружно посапывая, и лбы у них были прохладные, и ручки тепленькие, все с ними было в порядке. Ужас немножко отпустил сердце, но оно все еще часто и больно молотило в ребра — так, что от этих ударов Тамару всю трясло. Она немножко постояла рядом со спящими дочерьми, осторожно дыша открытым ртом, потом вернулась к себе, склонилась над Николаем… Нет, и с ним все было в порядке, Николай тоже крепко спал и выглядел здоровым. Тамара стащила одеяло со своей кровати, завернулась в него, вышла на балкон, кулем свалилась в стоявший там шезлонг — и так и просидела до самого утра, ни о чем не думая, слушая сумасшедшие удары своего сердца и трясясь в сильнейшем ознобе. Кто вынимал ее из шезлонга, как ей делали какой-то укол, о чем спрашивали — все это она помнила не очень отчетливо. Только все время повторяла: