Элен полулежала в постели, опираясь на подушки; на ней был голубой халат, чулки и домашние туфли.
- Надевай свой шлафрок и приляг тут, рядом со мной.
Он заметил, что она все обдумала заранее: относительная близость, необходимая, чтоб ему было приятно, и препятствие, чтобы заставить его слушать. Он накинул шлафрок, но не лег, а сел в ногах ее кровати.
- Мне так очень хорошо.
Она неодобрительно шевельнулась, но ничего не сказала. Потом наклонилась вперед и взяла его руку.
- Дэвид, когда ты пошутил сегодня у Динов насчет перстня кардинала, ты не знал...
- Что? - у него пересохло в горле.
- Я шла к этому постепенно, целый год. И только в последние месяцы... помнишь, когда случилась эта история с Тони?.. это наконец свершилось. Постарайся понять. Это так серьезно, так важно для меня, для нас. Я нашла Истину. Я приняла католичество.
- Ты приняла католичество?
- Да. Ах, мне так много нужно сказать тебе, и я не знаю как. _Как_ можно сказать все это? Дэвид, Дэвид!.. - Она словно умоляла его, сжимая его руку.
Маркэнд посмотрел на ее руку, глазами скользнул от сильной кисти к локтю, к упругому плечу, к глазам, согретым скрытой от него и чуждой ему страстью. Он отнял свою руку. Да, это было серьезно; это не было "интеллектуальное убеждение", почерпнутое из книг. Если б она сказала ему, что отдалась мужчине, как ему отдалась Лоис, это было бы больное, но не имело бы такого серьезного значения: она не стала бы для пего такой далекой и невозвратимой. Весть об этом неожиданном вероломстве была губительнее, чем если б он узнал, что чужие губы касались ее груди, которую он так любил. Теперь Маркэнд понял, что он чувствовал все это время: неведомый пыл в ее теле, так хорошо знакомом. Оттого, что она любила его, отчужденность между ними казалась еще ужаснее. Она замкнулась в себе, и в первый раз он остался за пределами ее существа. Он почувствовал себя оторванным, как сухой лист, упавший на осеннюю землю.
- Элен, ты твердо решила?
- Дорогой, - она стиснула руки, - я решила твердо.
Ее глаза, целиком во власти чужой силы; ее тело, послушное чужому экстазу. - Не моему, не нашему экстазу!
- Я человек непредубежденный, - сказал он, - но я знаю, что такое церковь. Разве ты не соглашалась со мной, когда мы касались этого, говоря о твоей матери? Я не могу понять. Это не наш мир, Элен. Он обращен к прошлому.
- Это совсем иной мир. Он вне времени. Истина в нем.
Ясность его мыслей удивила самого Маркэнда. Он никогда особенно не задумывался над всем этим. В нем основы протестантизма выветрились давно, еще до того как в Клирдене умерла его мать. Он даже не знал, верит ли он в бога. Но теперь он точно знал, что всегда ненавидел католическую церковь. Не ту пустую привычку, которой придерживалась миссис Дейндри, но истовую веру, которую он сейчас чувствовал в Элен.