Поэтому, справедливости ради, следует проявлять к ней особое снисхождение». Так она и поступала, но при этом все сильнее и сильнее ощущала некую странность происходящего.
Следует признать, что незаслуженные блага, которыми осыпали маленькую мисс Фитцгиббон, определенно не принесли ей никакой пользы. Положение любимицы делало ее неподходящим партнером для игр, и соученицы не принимали ее в свою компанию, отвергая с такой решительностью, на какую у них только хватало смелости. Впрочем, вскоре проявлять активную неприязнь уже не понадобилось. Со временем стало понятно, что вполне достаточно просто избегать ее общества: фаворитка оказалась ребенком необщительным. Даже мисс Вилкокс никогда не удавалось установить с ней доверительный контакт. Когда она посылала за ней для того, чтобы та пришла в гостиную и показала свои великолепные наряды гостям, и особенно тогда, когда звала ее в свой кабинет, чтобы провести вечер в ее обществе, она частенько чувствовала какое-то странное смущение. Она пыталась быть любезной и приветливой с юной наследницей для того, чтобы каким-нибудь образом разговорить, даже развеселить ее. Себе самой воспитательница не смогла объяснить причину, по которой ее усилия в этом направлении наталкивались на упорное сопротивление, но именно так всякий раз и происходило. Однако мисс Вилкокс была женщиной настойчивой: какой бы ни была ее протеже, покровительница не должна сдаваться. Из принципиальных соображений ей следовало продолжать применять свою систему привилегий.
У ее фаворитки не было подруг; и один джентльмен, который примерно в это же время посетил Лодж и увидел мисс Фитцгиббон, высказал следующее замечание: «Этот ребенок выглядит совершенно несчастным». Он наблюдал за тем, как нарядно одетая мисс Фитцгиббон гуляла в одиночестве в то время, как ее школьные подруги вместе весело играли.
– Кто это несчастное маленькое существо? – спросил он.
Ему назвали ее имя.
Бедная маленькая душа! – повторил он, наблюдая за тем, как она расхаживала взад и вперед по аллее. Гордо выпрямив спину, девочка величественно вышагивала, засунув руки в муфту из горностая. Ее шелковое стеганое пальто ярко блестело в лучах зимнего солнца, а большая шляпа от Легхорна закрывала почти все лицо.
Бедная маленькая душа! – снова произнес этот джентльмен. Открыв окно гостиной, он наблюдал за владелицей муфты до тех пор, пока не поймал на себе ее взгляд. Он поманил ее пальцем, и она подошла. Ему пришлось наклониться к ней, а ей – поднять лицо вверх.
– Неужели тебе не хочется поиграть, малышка?