Позднее мы снова обошли дом и встретились с Джоном Гренди — шестидесятилетним вдовцом, — который направлялся в свою комнату. Гренди и Даусон оба заверили меня, что их ничуть не обеспокоит, если я несколько раз обойду дом среди ночи. Я действительно пару раз вставал и спускался вниз, но в доме стояла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Я беспокойно спал на полотняном белье под шелковым одеялом, в пижаме, предусмотрительно выделенной мне Даусоном, а утром меня пригласили к Ролану де Бреску.
Он сидел один у себя в гостиной, одетый в костюм и белую рубашку с фуляровым галстуком. Черные ботинки начищены до блеска. Седые волосы аккуратно расчесаны. Невзирая на болезнь, невзирая на выходной.
Его инвалидная коляска отличалась высокой спинкой. Я таких никогда не видел и всегда удивлялся почему: очень удобно откинуть голову, когда захочется подремать. В то утро он не спал, но голова его была откинута на спинку коляски.
— Садитесь, пожалуйста, — любезно сказал он и проследил взглядом за тем, как я сажусь на то же место, где сидел накануне, — в темно-красное кожаное кресло. Он выглядел даже более болезненным, чем вчера, если это вообще было возможно. Под глазами набрякли мешки, а длинные руки, неподвижно лежавшие на мягких подлокотниках, казались какими-то прозрачными, словно кости были обтянуты не кожей, а бумагой.
Мне стало почти стыдно за свою силу и здоровье, и я спросил, не нужно ли ему подать что-нибудь. Он отказался и чуть прищурился. Возможно, это была улыбка: он, видимо, привык к подобной реакции своих посетителей.
— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли нам на помощь, сказал он. — За то, что вы помогли принцессе Касилии.
В обычных обстоятельствах он никогда не называл ее «моя жена». И я, говоря о ней с ним, тоже всегда называл ее «принцесса Касилия». Его официальная манера речи была на удивление заразительна.
— А кроме того, — продолжал он, едва я успел открыть рот, чтобы сказать «не за что», — за то, что вы дали мне время поразмыслить о том, что делать с Анри Нантерром. — Он облизнул сухие губы кончиком языка, тоже пересохшего. — Я всю ночь не спал... Я не могу рисковать тем, что принцессе Касилии или кому-то из наших близких могут причинить вред. Мне пора взять дело в свои руки. Назначить преемника... У меня нет детей, и вообще де Бреску осталось очень мало. Найти члена семьи, который займет мое место, будет не так-то просто.
Казалось, сама мысль обо всех этих разговорах и решениях утомляла его.
— Мне не хватает Луи, — неожиданно сказал он. — Я не могу работать без него. Мне пора на покой. Я должен был понять... когда умер Луи... что пора.