— Такого слышать не приходилось, хотя знаю, что на нее хаживали походами и поляки, и турки с татарами. Да и мы, россияне — чего греха таить! — тоже не всегда были ее друзьями.
— Никто еще не брал Сечь и не возьмет, поскольку сила против нее бесполезна — казачью силу не пересилит никакая другая сила. Сечь можно и нужно брать только одним оружием — хитростью, а чтобы это оружие сработало и не дало осечки, следует добре знать самих запорожцев, их обычаи и способы ведения войны. Ничего этого не знает царский полковник Яковлев, зато со всем этим прекрасно знаком бывший сечевой кошевой Галаган, от которого на Сечи нет ни одного секрета. Поэтому не число штыков и пушек у царского полковника Яковлева, а хитрость казачьего полковника Галагана сыграют решающее значение в деле наказания сечевиков и за гибель его побратима Филимона Сметаны, и за их измену русскому царю.
Волконский задумался. За время знакомства с Галаганом он составил представление о нем как об умном, находчивом, инициативном казачьем старшине, не лишенном хитринки и одновременно способном на жесткие, решительные поступки. Подтвердил он эту репутацию и в сегодняшнем разговоре. Действительно, положение экспедиции Яковлева, имевшего в своем тылу многотысячный отряд кошевого Гордиенко и которому, возможно, придется столкнуться с явившейся на помощь Сечи татарской ордой, не из завидных.
Но даже без поддержки Запорожья Гордиенко и ордой сломить сопротивление его защитников будет нелегко: прибытие карательной экспедиции заставит сплотиться в борьбе против нее все сечевое товарищество, стерев границу между сторонниками Мазепы и их противниками. Может, Галаган прав — хитрость бывшего сечевика, направленная против сегодняшних обитателей Запорожья, окажется более действенным оружием, нежели русские ядра и штыки. Но какая хитрость может помочь взобраться на отчаянно защищаемый крепостной вал или преодолеть широкое, простреливаемое водное пространство, которым во время весеннего половодья, пик которого на Днепре как раз в середине мая, окружена Сечь? Нелишне было бы выслушать по этому поводу самого Галагана.
— Дельная мысль, Игнат Иваныч, весьма дельная, — сказал Волконский. — Только какая хитрость может притупить запорожские сабли либо заставить стрелять мимо цели их мушкеты?
— Ведь на их добровольную сдачу полковнику Яковлеву, как я полагаю, рассчитывать нечего?
— Подобную мысль сразу нужно выбросить из головы — Богуш станет защищаться до последнего. Запорожские сабли и мушкеты тоже следует оставить в покое — надобно просто вынудить сечевиков принять бой в невыгодных для них условиях, и если не удастся разгромить, то пустить им большую кровь, после чего успешный штурм Сечи не составит особого труда. В чем преимущество запорожцев, позволяющее им выдерживать осаду на много сильнейшего их по численности отряда Яковлева? В том, что они под защитой укреплений и воды. Значит, необходимо выманить их в чистое поле и там заставить сразиться в равных условиях.