Морские тайны (Голубев) - страница 14

Никто не может рассказать, что произошло на самом деле. А доводы капитана достаточно веские, раз с ними согласилась придирчивая комиссия. Не верить Голубничему у адвоката нет никаких оснований. А гадать можно как угодно. Но закон справедлив и мудр, он требует, чтобы малейшее сомнение толковалось в пользу обвиняемого.

Если даже капитан Голубничий и виноват в чём-то, он явно заслуживает снисхождения, ему пришлось нелегко.

Всё верно. Но...

Ведь траулер всё-таки погиб — и с ним двадцать два человека. И есть письмо Лазарева, принесенное волнами в запечатанной бутылке...

«...Всё из-за старого осла! Я видел, как он растерялся и командовал полную чушь. Если бы не он, мы бы уцелели...»

Зачем Лазарев написал это? И когда успел написать? Ведь капитан утверждает, будто покинул судно последним. И тут же, по единодушным показаниям всех троих спасшихся, судно перевернулось и затонуло.

Когда же Лазарев успел написать? Пока капитан ходил к себе в каюту за судовыми документами? Но, вернувшись, Голубничий, как утверждает, уже не застал помощника в рубке. Может, Лазарев как раз ушел вниз, чтобы написать письмо?

Письмо написал, но выбраться на палубу из-за этого уже наверняка не успел...

Чертовски крепкие нервы были у Лазарева, если за несколько минут до неотвратимой гибели он писал свою записку — без всякой надежды, что она дойдет к людям. Строчки прыгают, буквы налезают друг на дружку от бешеной штормовой качки, но фразы грамотные, продуманные, все знаки препинания расставлены. И потом он ведь ещё старательно запечатывал бутылку, а судно уже перевертывалось...

Поразительно! Что за человек был Николай Лаза­рев?..


— Все-таки никак не могу понять, что за отношения у них были, у Лазарева с Голубничим, — сказал следователю Николай Павлович, сокрушенно покачивая головой. — Странный он был, этот Лазарев, вы не находите?

— Чем странный?

— Ну хотя бы тем, что писал о капитане хвалебные заметки в газету, а потом... Вы их, кстати, читали?

— Читал.

— Я их тоже прошу приобщить к делу, вот ходатайство и вырезки из газет. Непонятно, писал заметки восторженные — «Наш капитан», а потом вдруг такое письмо...

— Не вижу противоречия, — ответил следователь. — Пока капитан того заслуживал, Лазарев его уважал и хвалил. А как только Голубничий допустил оплошность, штурман не стал его покрывать. По-моему, совершенно принципиальная позиция.

— И всё-таки... Вот и мамаша покойного Лазарева о Голубничем хорошо отзывается, ни в чём его упрекнуть не может... Хотелось бы мне с ней побеседовать, порасспросить подробнее об их взаимоотношениях. Да вы не пугайтесь, Яков Иванович, закон нарушать я не собираюсь. Хотел бы побеседовать с ней в вашем присутствии, как положено. Вы ведь, кажется, её только один раз допрашивали, больше не собираетесь?