Он вздохнул.
— А кто был вахтенным начальником? — спросил Арсеньев.
— Старпом.
— Лазарев?
— Он.
— Тот самый, что написал письмо?
— Тот самый.
— Но что же его заставило обвинить в гибели траулера именно вас?
Голубничий не ответил.
— Вы с ним ссорились, Сергей Андреевич?
— Никогда в жизни.
— Ну, может, возникали между вами какие-нибудь трения?
— Не было у нас никаких трений. Склочников я на борту не держал, сразу на берег списывал.
— И долго он с вами плавал?
— Почти три года. Пришел сразу из мореходки и вырос до старпома. Вы тут напрасно копаете: хоть он и написал на меня это, я и теперь про него ничего плохого не скажу. Хороший был моряк, и парень толковый, честный. Не к чему его в грязи марать.
— Он пишет, будто вы покинули мостик...
— Так это же на несколько минут, ходил вниз, к себе в каюту, судовые документы забрать. Сунул их в непромокаемый мешок и скорее обратно, на мостик. А траулер уже положило на борт. Дверь рубки заклинило, так что я разбил окошко и вылез прямо на щит отличительного огня.
— А Лазарев где был в это время?
— Не знаю. В рубке его уже не было. Может, за борт смыло, как и других. Темно ведь. Я вылез на щит и кричать стал, чтобы все плыли к берегу.
Он замолчал, и Арсеньев долго не решался задавать никаких вопросов, потом всё-таки спросил:
— Но если Лазарев, как вы утверждаете, написал неправду, то зачем? Да ещё перед верной гибелью.
— Хотел бы я это сам у него спросить, да придется подождать, пока встретимся на том свете.
— Непонятно, почему же всё-таки он это сделал?
— Не знаю и знать не хочу. Пусть следователь разбирается.
— Следователь дело заканчивает. Теперь во всём будет разбираться суд.
— Станут всё-таки меня судить? — подняв голову, недоверчиво спросил Голубничий.
— Станут, Сергей Андреевич.
— Ну, тогда пусть суд во всём и разбирается.
«Да, трудный мне достался подзащитный», — размышлял Арсеньев вечером, снова с карандашом в руках листая пухлое уголовное дело.
Следователь, в общем-то, прав: дело казалось ясным и простым. Голубничий всё отрицал. Но голословное отрицание — отнюдь не лучший способ защиты, нужно убедительно объяснить все свои поступки.
К чему сводились обвинения, выдвинутые против капитана? Арсеньев выписал их на отдельный листок:
«1. При попытке поскорее вернуться под защиту ледяного припая Голубничий сделал слишком резкий и крутой поворот вправо.
2. При повороте он не учел сгонно-нагонного течения, сносившего траулер на камни.
3. Не вел в это время непрерывного наблюдения за эхолотом, в результате чего не заметил опасных подводных камней.
4. Не выставил на носу траулера впередсмотрящего, который мог бы заметить близость камней по бурунам пены».