Последний барьер (Фрэнсис) - страница 72

— А что было раньше? — не отступал я.

— Раньше была ярмарка. — Он икнул. — Карусели, качели, представления разные. По праздникам, на День троицы, к примеру. Единственное место, кроме Дерби, где на скачках есть качели. Но сейчас это дело прикрыли. Народ мог там как следует поразвлечься, так нет, жалко стало. А кому она мешала, эта ярмарка?

— По карманам можно было пройтись, — авторитетно заметил Ленни.

— Точно, — согласился Чарли, который еще не решил, стоит ли относиться к Ленни, как к равному, — ведь тюрьма в Борстале не идет ни в какое сравнение с местами, где бывал он.

— Там и собачьи бега устраивали, теперь и их прикрыли. А было на что посмотреть — хорошо бегали собачонки. Да вообще в Картмеле, бывало, отдыхаешь душой и телом. А сейчас? Как в любой дыре. Не лучше, чем где-нибудь в Ньютон Эбботе. Теперь там что праздник, что будни — все одно и то же. — Он рыгнул.

— А что там были за собачьи бега? — спросил я.

— Бега как бега. — Он глупо улыбнулся. — Один забег у них был до скачек, один — после, а теперь, сукины дети, все прикрыли. Последнюю радость у людей отнимают, чтоб они сдохли. Правда, — он хитро прищурил глаз, — для своих людей собачьи бега все равно остались, даже ставочки можно делать. По утрам проводят. Не там, где ипподром, а на другом конце деревни.

— Собачьи бега? — недоверчиво переспросил Ленни. — Ты не заливай! Куда же это собаки побегут без дорожки? Да и электрического зайца там, небось, нет...

Сесл неловко качнул головой в сторону Ленни.

— А никакой дорожки и не надо, — с серьезной миной невнятно пробормотал он. — Им нужен след, голова два уха! Какой-нибудь ханурик берет мешок с анисовым семенем, парафином, еще какой-нибудь дрянью и тянет этот мешок километр-другой вокруг холмов, по лесу. А потом спускают собак. И какая первой пробежит весь след и вернется обратно, та и выиграла.

— А в том году ты в Картмеле не был? — спросил я.

— Нет, — с сожалением признался Сесл. — Не был. Там в том году женщину убило, вот было делов-то.

— Это как же? — Ленни даже подался вперед.

— Одна лошадь распсиховалась в паддоке для показа да как сиганет через ограду — и прямо на какую-то дамочку. Приехала, называется, подышать свежим воздухом. Да, уж она, бедняга, точно не на ту лошадку тогда поставила. Эта спятившая кляча размолотила ее почище мясорубки, пока прорывалась сквозь толпу. Далеко она, ясное дело, не ускакала, но лягалась вовсю, еще одному мужику успела ногу сломать. Ну а потом притащили ветеринара, и он ее шлепнул. Сошла с ума, говорят, вот и все дела. Мой дружок был там рядом, у него в том же заезде лошадь скакала. Картинка, говорит, была не из приятных: эта несчастная бабенка, растерзанная в клочья, истекала кровью прямо у него на глазах. Эта жуткая история произвела на всех тяжелое впечатление. На всех, кроме Берта, который был глух и ничего не слышал.