— Тебе знаком этот список?
— Да.
— Чей это почерк?
— Мой.
— Здесь помечены три рубашки, — ткнул он пальцем в лист бумаги. — Где они?
— Сейчас у меня только две, третья потерялась в стирке через неделю после убийства.
Эти две она Уичеру показала — обыкновенные, из довольно грубой ткани. Уичер заметил, что на кровати лежит еще одна ночная рубашка и ночной колпак.
— А это чье?
— Моей сестры.
Поскольку миссис Олли все еще отказывалась принимать в стирку вещи из дома Кентов — а две ночные рубашки Констанс явно в ней нуждались, — ей пришлось одолжить на субботу у Мэри-Энн или Элизабет чистую. Уичер заявил Констанс, что ему придется взять список и оставшуюся ночную одежду. Пропавшая рубашка была первой ниточкой.
Слово «нить» раньше писалось немного иначе и означало клубок или пряжу. Его фигуральное значение — «то, что указывает путь» — связано с греческим мифом о Тезее, следующем за нитью Ариадны в поисках выхода из лабиринта Минотавра. Писатели середины XIX века, используя это слово, все еще держали в памяти древнюю легенду. «В раскрытии тайны всегда находишь удовольствие, всегда приятно ухватиться за паутинно-тонкую нить, способную привести к точному ответу», — писала в 1848 году Элизабет Гаскелл. «Казалось, я ухватился за конец нужной нити», — говорит герой-повествователь романа Эндрю Форрестера «Женщина-детектив» (1854). Уильям Уиллз, заместитель Диккенса в одном из редактировавшихся им журналов, отдавая должное блестящему уму Уичера, замечает, что тому удается добиться своего, даже когда «все нити кажутся порванными». «По-моему, я ухватился за нить, — говорит герой-повествователь „Женщины в белом“. — Как, выходит, мало знал я об ответвлениях лабиринта, которые все еще могут увести меня бог знает куда!» Сюжет — узел, а разрешается повествование «denouement» — развязкой, развязыванием узла.
В ту пору, как, впрочем, и сейчас, нить была буквально соткана из материи, преступников идентифицировали по элементам ткани. Один такой случай произошел совсем недалеко от дома Джека Уичера.
В 1837 году на Уиндем-роуд, той самой улице в Камбервелле, на которой жил Уичер, выследили одного печально знаменитого убийцу. За год до этого, в декабре 1836 года, у себя в квартире краснодеревщик Джеймс Гринэкр, владелец восьми домов на этой улице, убил и расчленил тело своей невесты Ханны Браун. Голову он положил в мешок и отправился в омнибусе в Степни, на восток Лондона. Добравшись туда, он швырнул свою страшную ношу в канал. Тело он выбросил на Эджвер-роуд, в северо-западной части города, а ноги — в канаву, в Камбервелле. В то время чемпионом сыска в столичной полиции считался констебль Пеглер из управления С (Хемпстед) — он и нашел тело Ханны Браун, а затем выявил преступника по обрывку ткани, из которой был сшит мешок; профессию же его определил таким же образом — по куску хлопчатобумажной ткани, совпадавшей с заплатой на платьице дочери его приятельницы. Раскрытие этого убийства живо обсуждалось в прессе. Гринэкр был повешен в мае 1837 года.